Когда мертвые заговорят

Снег по бокам дороги казался желтым. Лохматые лапы елей клонились к земле под слоями снега, ни в одном из домов в Коридоре Страха не горел свет – все спали, даже не подозревая о том, что творится в их районе. Леда молча наслаждалась ночной красотой Эттон-Крик. Когда мы нырнули под мост, ее фигура справа от меня на мгновение скрылась в тени, и я почувствовала нечто похожее на испуг. Но три секунды спустя мы вновь оказались под светом уличных фонарей, и я чуть ослабила хватку на руле.

В два ночи Эттон-Крик казался ненастоящим, сюрреалистичным. Как давно забытый сон, который вдруг спустя много лет всплыл в памяти. Этот сон был мрачным, готическим, в нем были старые здания с колоннами и витражными окнами, заброшенные склады, высокие многоэтажки и жилые комплексы. В ночной тьме они выглядели как снежные глыбы.

– Можно включить музыку? – вдруг спросила Леда. Я кивнула. Она потянулась к магнитоле и стала переключать радиостанции. Остановив выбор на спокойной песне, она откинулась на спинку сиденья.

– У меня есть для тебя подарок.

Я удивилась:

– Для меня? Подарок?

– Да, только он дома, – снова поникла она, прислонившись к боковому стеклу, запотевшему от дыхания. Она написала на стекле: Леда. А потом, когда я снова оглянулась, под ее именем было написано мое.

Из колонок доносилась звучная мелодия, а затем раздался женский голос:

…И когда я умру

ты уложи меня в гроб из стекла…

Что за песня такая? Я покосилась на Леду, но она не обращала никакого внимания на слова песни. По ее лицу прошла красная тень от фонаря, мимо которого мы проехали. Из динамиков все еще звучало:

…Я буду лежать в стеклянном гробу под землей…

Леда выглядела задумчивой и потеряла ко мне всякий интерес. Было неприятно признаваться, но она начинала меня пугать. Я боялась, что у нее случится приступ и она вырвет у меня из рук руль, или ее сознанием завладеет Джек, или… Неизвестный. Ни с тем, ни с другим мне не хотелось встречаться.

Когда я затормозила у дома Леды, больше не прячась, как раньше, я подумала, что сейчас откуда ни возьмись появится полиция и нас схватит офицер Крестовски вместе с детективами Кристмасом и Нильссоном. Но город спал. Как и в прошлый раз, когда я решила, что все закончилось.

Мы вышли.

– Завтра все закончится.

Леда взяла меня за руку и крепко сжала пальцы. Я ответила, стараясь не показывать тревоги:

– Ты дома, Леда. А теперь, может быть…

– Зайдем внутрь, – оборвала она и решительно зашагала к калитке. Ее хватка усилилась, и я, подчинившись, пошла следом. Леда приободрилась, будто наконец-то достигла цели, и мне это не понравилось. В голове крутились слова песни, услышанной по радио: «Когда я умру, уложи меня в гроб из стекла».

Леда шагала по засыпанной снегом дорожке к входной двери, темнеющей в ночи, и никак не реагировала на то, что ее босые ноги в кроссовках полностью промокли. Я не чувствовала холода из-за сильного беспокойства. Мышцы сжались, будто тело готовилось к борьбе.

Леда выпустила мою руку и склонилась над порогом, а затем пошарила в темноте и достала из-под какого-то камня ключ. Затем обернулась, и хотя я с трудом различала ее лицо в темноте, улыбнулась. Я вспомнила беспорядок в гостиной ее дома и попыталась представить реакцию Леды, но, когда мы вошли и она щелкнула выключателем, вокруг была чистота.

Я прикинула варианты и спросила:

– Разве тетя Лаура не вернулась во Францию?

Леда кивнула, стягивая мокрые кроссовки и доставая из шкафа домашние тапочки.

– Да, но она все равно регулярно мне звонит.

Наверное, Леда не помнит, что здесь творилось, решила я, снимая обувь и куртку.

– Разожгу камин, – сказала Леда, оборачиваясь ко мне. – В доме есть немного дров, поэтому не нужно идти в сарай. Пожалуйста, проходи в гостиную, присаживайся на диван.

Я проследовала за Ледой в гостиную, которая выглядела совершенно не так, как в прошлый раз. Под потолком висела интересная люстра, которая точно понравилась бы моей маме. Никаких осколков стекла, все рамки с фотографиями стояли на каминной полке. Диванные подушки были на своих местах. Пара сломанных стульев из прошлого куда-то подевались. В доме даже пахло иначе.

Опустившись на диван, я стала следить за Ледой, разжигающей камин. Затем вспомнила, как пару месяцев назад на моем месте был Аспен.

– Все готово! – Леда выпрямилась, отряхнула ладони и отвернулась от камина, где загорался огонь. – Отец научил меня, – объяснила она тоном, в котором нельзя было разгадать эмоции, затем присела в кресло и подтянула ноги к груди. Я увидела на щиколотках старые полоски шрамов, но тут же перевела взгляд на лицо, а Леда, кажется, не заметила, как я пялюсь. Я спросила:

– Зачем ты хотела вернуться?

Леда выдержала мой твердый взгляд, и я ощутила себя словно рыба на сковороде, которую собираются приготовить. Безвольная. Мертвая.

Будто я задаю ей вопрос, ответ на который уже знаю.