Когда мертвые заговорят

– Вы что, думаете, что помогаете ей? – спросила я, пытаясь контролировать тон голоса. Удавалось с огромным трудом. Сейчас как никогда хотелось потерять над собой контроль, обозвать Лауру непроходимой идиоткой, добавить, чтобы она заткнулась, внимательно выслушала меня и ответила на все вопросы.

Но, несмотря на сильное желание сделать это, я продолжала говорить тихо, чтобы не привлекать внимания охраны и не терять отведенное мне офицером Крестовски время.

– Можете считать, что это вы убили ее, – сказала я.

Лаура открыла рот, и я решила, что она завопит, но она вдруг схватила себя за горло, будто пытаясь выдавить хоть словечко. Вдруг рявкнул охранник:

– Эй! Опусти руки! – Она подчинилась, и я продолжила:

– Двадцать лет назад ваша сестра вышла замуж за человека по имени Джек Стивенсон. Холодный, рассудительный, а иногда до странного веселый. Он жил в доме своего преподавателя доктора Берда Келли. На чердаке. Над комнатой их дочери Дэйзи. Милой черноволосой девочки с янтарными глазами.

Я знала, что плохо поступаю, намеренно причиняя Лауре боль. И никогда бы не призналась вслух даже своему отражению в зеркале, что получаю ощутимое удовольствие, видя, что от моих слов в ее мозгу пробуждаются все страшные воспоминания. По ее лицу пошла тень, и она сглотнула. А затем задрожали губы, и я услышала едва различимый стук зубов друг о друга, а затем глаза, точь-в-точь как у Леды Стивенсон, превратились в два больших круглых кристально чистых стеклышка. Но, увидев ее слезы, ничего, кроме мстительной радости, я не почувствовала.

– Он влюбился в Дэйзи Келли. Хотя уж вы-то и так все знаете, верно? Что тринадцатого января, когда он осмелел и признался ей в чувствах, Дэйзи отвергла его. Сказала, что они лучшие друзья и не более того. Затем Джек разъярился и похитил Мартину Грейс. А затем еще, еще и еще… Он все никак не мог насытиться своими жертвами, не мог остановиться. И каждое сердце он посылал своей любимой Дэйзи. – Лаура сморгнула слезы, и они покатились по впалым щекам огромными каплями. – И затем он нашел вашу сестру Оливу. Красивую и милую блондинку.

Лаура судорожно сглотнула, и слезинки попали в рот. Я наклонилась к ней ближе и, чтобы никто не расслышал, еще тише закончила:

– Днем он был с ней, притворялся хорошим мужем и папочкой, а ночью шел к своей последней жертве, которую где-то прятал целый год… Он шел к Дэйзи. Вы знаете, что у нее и Леды день рождения в один день – тринадцатого января? Вы знаете, что Дэйзи забеременела от Джека и родила ребенка? Вы знаете, что он пытал ее и мучил на протяжении всего года? Вы знали, что Олива догадалась о том, что он делал со своими жертвами?

– ЗАТКНИСЬ! – заверещала Лаура, бросаясь ко мне через стол. Я молниеносно вскочила на ноги, выставив перед собой ладони. Отошла на два шага от стола и громко закончила:

– Хотите сказать, что вы не знали об этом? О том, в каком аду жила ваша сестра и племянница? Не знали, что он пробирался к малышке в комнату и дарил игрушки после каждого раза? Чтобы доказать свою любовь?

Не знаю, слышала ли меня Лаура, потому что она уже потеряла над собой контроль, и ее схватили оба охранника, причем один из них оттолкнул меня с дороги так неожиданно и бесцеремонно, что я больно ударилась о спинку стула. В зал ворвалась офицер Крестовски и цапнула меня за локоть, одновременно выкрикивая предупреждения и приказы охране.

Когда в зале никого не осталось, а крики Лауры Дюваль стихли где-то в коридоре за таинственной дверью, офицер Крестовски развернула меня к себе и грубым тоном осведомилась:

– По-твоему, это спокойный разговор?

– Не знаю, почему она вышла из себя. – Я пожала плечами, засовывая руки в карманы и нащупывая папин жетон. Сердце по-прежнему колотилось то ли от испуга, то ли от удивления.

– О чем вы разговаривали?

– Да я просто спросила… знает ли она историю Джека-потрошителя.

– Что-что? – Аманда Крестовски изогнула брови и скрестила руки на груди, отчего ее черный классический пиджак встопорщился, показывая кобуру на талии.

– Я спросила про Джека-потрошит…

– Хватит ездить мне по ушам! – строго оборвала она, и я вздохнула. Офицер Крестовски пять секунд буравила меня злым взглядом, затем, поняв, что он не производит на меня впечатления, цокнула языком и произнесла: – Надеюсь, ты займешься другими делами, Кая Айрленд, а не будешь шататься по тюрьмам. Я бы в твои годы даже не совалась в такие места.

В мои годы.

– Кстати, как твоя практика в больнице? – спросила она, смягчившись.

– Хорошо, спасибо.

– Насколько я знаю, четырнадцатого января ты вернешься в Первый медицинский павильон, – многозначительно сказала она, и я невозмутимо пообещала:

– Больше от меня не будет неприятностей.

Аманда Крестовски горько рассмеялась в ответ и проводила меня на выход.