Когда мир изменился

– Что же дальше, синьор? Да ничего! Какое мне дело до тех подземелий? Страж мой справлялся, никто оттуда меня не беспокоил, что бы там ни утверждал этот старый шарлатан Гоцци, выдававший себя, подумайте только, за мастера некромантии! Тьфу, тьфу, спаси и сохрани, честному магу и подумать-то о таком страшно!

– Страшно, синьор? – ухмыльнулась драконица. – А ваши собственные стражи, тот же Гробус? Это разве не некромантия?

– Это? Это?! – Маэстро, кажется, обретал почву под ногами. – Помилуйсте, прекрасная и грозная синьорина…

– Кхм! Котик! Ты кому тут делаешь комплименты?

– О боже, Марица, ты же должна была лечь в постель!

– Ну как же я оставлю своего котика! – возмутилась кипящая боевым рвением девица, меча на усмехающуюся Аэсоннэ яростные взгляды. – Тут едва отвернёшься, как ты уже расточаешь любезности этой… этой…

– Ну-ну? – подзадорила Марицу драконица. – Какой же именно «этой»?

– Марица! Хватит! – рявкнул Гольдони невесть откуда взявшимся повелительным голосом. – Прошу простить, синьорина, и вы, синьор Фесс. Так вот, Гробус – это же просто анимирование. Придание видимости жизни и самая малость соображения. Помилуйте, синьорина, некромантия у нас строго-настрого запрещена эдиктом самого герцога, да продлит Гос…

– Да продлит Господь его дни, – подхватила Аэсоннэ, мило улыбаясь прямо в лицо кипящей от гнева Марице. – Идёмте, мэтр, идёмте! По дороге расскажете.

* * *

– …Так вот, некромантия, пре… э-э, синьорина, это, должен вам сказать, оживление мёртвых. Разговоры с ними. С потусторонними силами. Это возвращение умершему видимости жизни, это власть над его душой. Ибо иначе не оживить мёртвую плоть, как вернув обратно душу усопшего.

Они шли вниз по узким винтовым лестницам. Впереди – мэтр Гольдони с масляным фонарём, за ним – Аэсоннэ и замыкающим – Фесс, что по-прежнему куда больше молчал и слушал, чем говорил.

– Простите, мэтр, но ведь ваш Гробус…

– Не-ет, синьорина, Гробус – это не умерший человек, живший когда-то. В нём ничего от человека и нет. Замок дверной с магическим запором – это разве некромантия? Не важно, что взять и зачаровать, железные детальки или человеческие кости. Важно, чтобы ничья душа к ним бы не была присоединена. Осторожнее здесь, пре… синьорина, ступеньки тут совсем стёрлись…

– Вы вполне можете называть меня «прекрасной синьориной», маэстро. Я не обижусь. А Марица не слышит, она далеко.

– О! О! – сжался вдруг маэстро, немедля понизив голос до еле слышимого шёпота. – Вы не представляете, синьорина, какой у этих рыжеволосых и зеленоглазых ведьмочек слух! Особенно у столь стервозных, как Марица.

– Если она стервозная, то зачем она вам?

– Н-ну… – замялся и покраснел мэтр Гольдони. – У неё, гм, есть положительные качества, о которых я, право же, не могу говорить с незнакомой пре… синьориной, будучи скован приличиями и воспитанием…

– Впрочем, не моё дело, маэстро. Так, вижу подходящую дверь. Это здесь, я полагаю?…

Узкая винтовая лестница, проложенная в толще стены, заканчивалась массивной дверью, низкой, почти квадратной.

– А вот это уже сталь цвергов, – как бы походя уронила драконица. – Отличная работа, маэстро. Прекрасный выбор. Такая створка устоит и перед костяным драконом.

– А-ах! – аж присел маэстро. – Не говорите так, синьорина. Этот проходимец Карло Гоцци врёт, как дышит, почти всегда, но… но иногда даже он говорит правду.

Он описал один случай, совершенно непредставимый… и я никогда не поверил бы, я первый поднял бы его на смех… если бы не был там и не видел всего собственными глазами!

– Вы видели костяных драконов, маэстро? – подался вперёд некромант.

– Да, синьор Фесс, да, видел, – шёпотом и озираясь по сторонам, быстро ответил Гольдони. – Видел, будь я трижды проклят и поражён бессилием, но видел! Твари, костяные твари, не такие, как мой Гробус, не рождённые искусством, но сплавленные и преображённые чародейством!..

– Как интересно, – проговорил Фесс. Это сказал его разум, не он сам. Он сам слишком вслушивался в эхо окружающего мира, в дальние, пришедшие из неведомой глуби отзвуки. Отзвуки старого, которые он так жадно отыскивал, словно голодающий – крошки засохшего хлеба в пыли.

Но Изменение уже случилось. Всё изменилось, всё.

– И как же вы справились, маэстро Гольдони?… – звучал голос драконицы.

– Да уж справились, синьорина, кое-как, но справились. Эх… и хотелось бы приврать, да вам смысла нет. Прохиндей Гоцци как-то справился. Какие-то чары, явно запретные, Святой Церковью не одобренные… но действенные, мадонна миа, действенные!

– И что же с ними случилось? – Они все трое медлили перед закрытой железной дверью. В свете масляного огонька поверхность её поблескивала маслянисто-синеватым стальным отливом.

– Этот прохиндей Гоцци в жизни бы не смог сотворить сам подобные чары! Где-то украл, конечно же… повезло, что называется… мы-то, настоящие волшебники, все чары свои плетём сами, каждое заклинание, бывает, по месяцу составляешь… а он, прохиндей, где-то книгу запретную добыл, нос в неё длинный засунул, и вот, пожалуйста! Карло Гоцци, победитель костяных драконов!.. был ли в жизни моей день печальнее?…