Когда мое сердце станет одним из Тысячи

Это совершенно неважно, напоминаю я себе. Я открываю ноутбук, захожу в почту и вбиваю адрес Стэнли в графу «кому». Я пишу первый приходящий на ум вопрос:

«Что ты думаешь о Копенгагенской интерпретации?»

Стэнли, скорее всего, подумает, что это спам. А даже если нет, он не знает, кто я такая, поэтому зачем ему отвечать.

Я касаюсь тачпэда и тяну курсор в угол экрана, чтобы закрыть почту. Однако, прежде чем я успеваю это сделать, в папке входящих сообщений появляется письмо:

«Привет, ТысячаВрагов:) Интересный ник. А мы знакомы?»

Я застываю на месте. Пот крошечными холодными каплями проступает у меня на висках. Он задал вопрос, нужно хоть что-то ответить. Я пишу: «Нет».

«А откуда у тебя мой имейл?»

«На твоем телефоне написан. Я нашла его в парке. Он больше не работает».

Пауза.

«А, все нормально. Мне давно пора купить новый. Так что же такое Копенгагенская интерпретация?»

Я совсем не ожидала, что он ответит. Поэтому мне нужно несколько минут, чтобы собраться, а потом я пишу, быстро перебирая пальцами по клавиатуре:

«Это общее толкование квантовой физики. Оно заключается в том, что квантовые частицы не принадлежат одной объективной реальности, а существуют как множественные вероятности. Лишь акт наблюдения или измерения этих частиц приводит к тому, что они сваливаются в одну реальность. Мыслительный эксперимент, известный как „кот Шрёдингера“, — типичный пример этой трактовки. Внутри коробки сидит кот. Будет кот жить или умрет, зависит от поведения субатомной частицы. Если частица закрутится в одну строну, откроется колба со смертельным газом. Если же закрутится в другую — колба останется закрытой. По Копенгагенской интерпретации, пока коробка закрыта, и то и другое существует как вероятности, поэтому кот одновременно и жив, и мертв. И только если открыть коробку, появляется единственная реальность».

Я нажимаю кнопку «отправить». У меня мокрые ладони, я вытираю их о шорты.

Ответ приходит минутой позже:

«Это, определенно, один из самых необычных способов начать разговор. Обычно люди говорят о погоде или о спорте. Впрочем, я и на такие вопросы тоже не знаю, что отвечать».

Ну конечно. Он не хочет слушать про квантовую теорию. Никто обычно не хочет.

«Оставить тебя в покое?» — отправляю я.

«Нет, — моментально реагирует он. — Можешь хоть всю ночь рассказывать мне о Копенгагене. Слушай, давай перейдем в чат? Будет быстрее».

«Хорошо». Я захожу в чат.

«Так как тебя зовут?» — спрашивает он.

Думаю, не страшно предоставить ему такие сведения. «Элви Фитц».

«Элви? Так же, как такого парня из фильма „Энни Холл“?»

«Ну, это может быть и женским именем!»

«А, так ты девушка?»

«Я женского пола, да».

«Мне нравится, — пишет он, — в смысле, имя твое нравится. Лучше, чем мое. Стэнли Финкел. Оно подошло бы ведущему какой-нибудь мерзкой телевикторины. А еще „Стэнли“ рифмуется с „хрен ли“. Что, сама понимаешь, вызывало фурор в старшей школе».

«Мне кажется, нормальное имя».

«Ну спасибо:)» И добавляет: «Можно задать вопрос? А как ты нашла мой телефон?»

«Видела, как ты бросил его в пруд». Он не отвечает. Я жду. «Ты зачем его выбросил?»

Проходит несколько минут, он все еще не ответил. Я начинаю думать, что он ушел. Через минуту высвечивается новое сообщение:

«Элви? Спасибо».

«За что?»

«Ни за что. Просто хотел сказать спасибо».

Не помню, когда последний раз меня кто-то благодарил. Странное чувство.

«Мне нужно идти», — пишу я.

И закрываю ноутбук. Некоторое время я сижу, глядя в пустоту. Мое сердце бьется быстрее обычного.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Той ночью я мало спала. Любые изменения в привычном графике всегда плохо влияют на мой сон, а за последние несколько дней случилось много необычного.

Наконец я перебираюсь на диван и подставляю лицо лучам солнца, пробивающегося сквозь занавески. Свет озаряет комнату и льется на пол, освещая убогий серо-голубой ковер и стопки книг и журналов, беспорядочно заполнившие углы моей гостиной. Запах испортившегося сыра пронизывает воздух. Я отрываю себя от дивана и плетусь на кухню, там завариваю крепкий кофе. До моей смены осталось меньше часа. Нужно собраться на работу.

Я чищу зубы, расчесываю волосы, заново заплетаю косички и моюсь мочалкой над тазом с мыльной водой. Мне не нравится принимать душ или ванну, но мыться можно и без них, не говоря уже о том, сколько воды я экономлю. Даже волосы можно помыть в раковине. Просто занимает это чуть больше времени.

На улице холодно, и машина не заводится с первого раза. Я поворачиваю ключ, а она издает сухой щелчок и тихо хрипит. Я еще несколько раз пытаюсь завести ее, и вот наконец мотор жизнерадостно фыркает.

На работе я отмечаюсь и иду по мощеной дорожке. Когда прохожу мимо таблички про антропоморфизм, кожа зудит, как от аллергии.

Сегодня я должна кормить животных, поэтому достаю пакеты с форелью и кальмарами из холодильной камеры в кладовке, нарезаю скользкое серо-розовое мясо на маленькие кусочки и скармливаю его двум речным выдрам. Затем даю гиббонам фрукты. Гиббоны — это парочка по именам Персефона и Аид. Предполагаю, это такая ирония.