Когда мы потерялись в Стране снов

– Сколько нам придётся… в смысле… сколько мы должны у него провести? – Я собирался сказать «придётся у него провести», но на полпути сообразил, что может сложиться впечатление, будто мне это в тягость. Разницы никакой: миссис Фаррух меня прекрасно понимает и поджимает губы.

– Думаю, Малкольм, вам стоит провести там столько, чтобы успеть неспеша выпить чашечку чая. Это слишком изнурительно для вас?

Я не уверен, что такое «изнурительно», но мотаю головой и говорю:

– Нет, мисс, – и она, кажется, довольна.

– Хорошо. Мистер Маккинли будет очень рад вас видеть. Вас обоих, – добавляет она, одаривая Сьюзен Тензин тошнотворной улыбочкой.

Я смотрю на бумажку:

Мистер Кеннет Маккинли

Коллингвуд-террас, 12

Это было у меня под носом с тех самых пор, как раздали бумажки. Как я этого не заметил? Но, когда миссис Фаррух произносит его имя вслух, я, кажется, едва не подпрыгиваю на месте.

Мистер Маккинли.

Маккинли. Это имя было на коробке, которую я украл!

Кто-то зовёт меня, и я поднимаю голову.

– Малкольм! Пожалуйста, не отвлекайтесь. Он будет ждать вас обоих завтра утром. Вам всё ясно?

У меня что, воображение разыгралось? Или у миссис Фаррух правда хитроватый взгляд?

Я снова смотрю на бумажку. Коллингвуд-террас. Миссис Фаррух даже распечатала маленькую карту и фото улицы. Позади этих домов проходит тот переулок, в котором я ошивался с Кез Беккер, когда взял Сновидаторы. Меня начинает слегка подташнивать.

Меня отправляют навестить того самого человека, которого я обокрал.

Глава 26

Тем вечером Себ очень взволнован. Сон про Каменный век удаётся нам всё лучше, и Себ хочет прокатиться на спине «мамонфа», но у меня что-то нет настроения: слишком я переживаю из-за завтрашнего дня.

Мама прибиралась; она достала коробку, в которой лежали Сновидаторы, из-под моей кровати и положила на стул. Я сижу на краешке кровати и снова смотрю на эту коробку: большие цветные буквы и изображение мужчины, глядящего поверх очков.

Той ночью мне едва ли удаётся поспать. И снов я точно не вижу. Всё, о чём я могу думать, лёжа в темноте, – это завтрашний визит к Кеннету Маккинли.

Дом у нас крошечный, а стены тонкие, и я слышу, как мама внизу говорит по телефону. Качок Билли ушёл домой. Я знаю, что мама разговаривает с папой. Обычно я стараюсь не слушать, когда они начинают что-то «обсуждать», но потом до меня доносится слово «сны», и уши у меня невольно напрягаются, как сайт, пытающийся загрузиться на медленном соединении.

– Зловеще? Жутко? Мы про сны говорим, Том, вот и всё…

– …Бога ради, Том, ты сам-то себя слышишь? Это мобили, знаешь, что это? Нет, не такие. Их включать нужно. Ну как те, которые над колыбелью вешают…

– …Конечно, это чепуха, Том. Безобидная чепуха…

Следует довольно продолжительная пауза, и я знаю, что мама расхаживает кругами по гостиной, как делает всегда, когда злится. Я слышу, как под ковриком в середине комнаты скрипят половицы.

– …Нет, послушай меня, Том. Чем бы это ни было вызвано, спят они хорошо, ложатся без пререканий и не ссорились уже целую вечность – даже не спорили. Смеются и шутят, как будто на самом деле любят друг друга, а это первый…

– …Нет, Том, ты отказался от права говорить, как мне их воспитывать, три года назад…

– … Да, ну что ж, не повезло тебе, Том. Когда дело касается их двоих, будет так, как я говорю, а я говорю… что? Сосед Билли? Вот только его сюда не приплетай…

«Три года назад», сказала мама. Как раз столько прошло с тех пор, как папа ушёл. И Сьюзен говорила то же самое: три года назад она последний р аз виделась со своим папой. По крайней мере я со своим вижусь. Не часто, но всё же…

В конце концов я кладу подушку себе на голову, чтобы заглушить свои мысли и родительские препирательства, и погружаюсь в потный сон.

Сейчас

Глава 27

«Следующие сорок восемь часов являются критическими», – сказала папе доктор, и папа продолжает повторять мне эту фразу – или её вариации – всю дорогу от больницы до дома. Сорок восемь часов, два дня…

– Я знаю, пап, – говорю я так мягко, как только могу.

Я не видел его несколько месяцев, если не считать созвонов по ФейсТайму. Он «пытается разобраться со своей жизнью», объясняет нам мама: она изо всех сил старается не говорить о нём плохого при нас с Себом, но я знаю, что это всё её тоже расстраивает.

Один час – и он приехал из Мидлсбро, где сейчас живёт, как только услышал, что Себ в больнице. Его девушка Мелани с ним не поехала, и я весьма этому рад. В смысле, она нормальная – просто мне больше нравится, когда папа без неё. Он отпустил бороду, в которой виднеется седина, на нём новые джинсы и дорогие очки. (Честно говоря, мне они кажутся вполне обычными, но я слышал, как мама говорила дяде Питу по телефону «чёртовы дизайнерские очки», так что, видимо, они и впрямь дорогие.)

Мама осталась в больнице с Себом. Персонал привёз ей кровать на колёсиках, чтобы она смогла сегодня переночевать, так что она может не отходить от него.