Я вроде как киваю, но как-то не нахожусь, что сказать, и сад погружается в прежнее молчание. Мола так ничего и не говорит. Она слушает, переводя взгляд крошечных тёмных глаз со Сьюзен на меня, пока мы разговариваем. Потом встаёт под аккомпанемент своих хрустящих и потрескивающих суставов и идёт по саду. Она останавливается и оглядывается.
– Вы идёте.
Это не вопрос.
– Красивые, – говорю я, имея в виду верёвочки с разноцветными флажками, к которым Мола нас привела. Вблизи их шелест оказывается куда громче, чем я ожидал. Я добавляю: – А для чего они?
Мола обратила лицо к солнцу.
– Это молитвенные флажки, – объясняет Сьюзен. – Тибетская традиция. Мы считаем, что ветер уносит молитвы.
Я киваю.
– Уносит их к Богу, так?
Сьюзен качает головой.
– Мы не верим в Бога. Или по крайней мере в «божественного» Бога. – Она делает паузу, давая мне всё обдумать, и я ловлю себя на мысли, что мне стоило слушать внимательнее на уроках религиозного образования старой миссис Панчон. – Мы верим в молитвы, и нам нравится думать, что ветер разносит наши молитвы о сострадании и надежде по всем уголкам мира.
Я провожу ладонью по бледно-розовому хлопковому флажку.
– Они очень старые, – говорю я. – И выцветшие.
– Так это хорошо! Это значит, что молитвы уносятся.
Мы оба вроде как ждём Молу, которая и позвала нас к флагштоку, но она просто стоит молча. Как раз в тот момент, когда всё становится немножко неловко, она смотрит на меня так пристально, что мне хочется отвернуться, но это кажется невежливым, так что я заставляю себя смотреть на неё в ответ.
– Я предупреждала тебя. Помнишь? Я говорила: «Внутри твоя голова больше, чем снаружи. Там легко потеряться».
– Мола, – протестует Сьюзен. – Бедному Малки уже и так плохо.
Мола отмахивается, как будто сейчас мои чувства – самая незначительная вещь на свете.
– Сколько тебе лет? – спрашивает она.
– Мне… мне почти двенадцать.
– Хах. Уже взрослый, мог бы сообразить. Мой дедушка был в твоём возрасте учитель маленьких детей. Хочешь знать, что я думаю?
Она так пряма и откровенна, что я медлю, и она снова спрашивает:
– Хочешь, Сонный мальчик?
Сьюзен твёрдо говорит:
– Мола. Малки пришёл сюда не для того, чтобы ты или я рассказывали ему, что надо делать. Он не виноват. Он просто напуган.
– Нет, Сьюзен. – Я вздыхаю. – Она права. За этим я и пришёл.
– Да! – довольно восклицает Мола. – Он напуган! Как и должен. Так-то, связываться с такими вещами. Для тебя это всё как видеоигра, а?
Что я могу сказать? Уголки моих губ опустились от скорби и стыда, а хуже того, из одного глаза катится слеза. А эта маленькая свирепая старушка продолжает нападать на меня, пока Сьюзен стоит рядом, не останавливая её. Хотя как бы она могла это сделать, я понятия не имею.
Я задаю вопрос так тихо, что я не уверен, слышен ли он за трепетанием молитвенных флажков.
– Что мне делать?
Мола делает шаг вперёд и встаёт передо мной.
– Ты спрашиваешь? Ты спрашиваешь моего мнения?
Я киваю.
– Потому что, знаешь ли, мнение пожилой леди значит не очень много. Но, – она поднимает палец, –
Я не понимаю ничего из того, что она говорит. Звучит как полный бред.
– Что вы имеете в виду, Мола? – спрашиваю я, всхлипывая и утирая глаза. Я не собираюсь больше плакать, потому что пытаюсь сконцентрироваться на том, что только что сказала эта странная старушка.
– Ты должен добраться до края своего сна и пойти дальше. Выйти
Я моргаю, глядя на неё, не в силах понять, и она улыбается мне.
– Поймёшь, когда доберёшься туда. Иногда величайшие путешествия совершаются без карты.
Потом она складывает ладони вместе и говорит.
– Ну вот. А теперь время йоги. Прошу меня извинить. Пусть всё будет хорошо –
Это просто.
Вот только как я должен туда попасть без Сновидаторов?
Глава 57
Я достаю телефон и смотрю на экран: с того момента, как папа уехал в больницу, прошло сорок пять минут. Новых сообщений нет, но это меня не удивляет. У мамы с папой дел по горло.
Мы со Сьюзен садимся на поросшую мхом каменную скамейку в саду. Думаю, Сьюзен немного неловко за бабушку. Она говорит:
– Прости за Молу.