Выйдя на улицу, совершенно раздавленная и охваченная отчаянием, Элиза нырнула в переулок. Ноги ее не держали, и она бессильно опустилась на землю. Внутри нее царила пустота, как будто все, что раньше казалось твердым и незыблемым, вдруг превратилось в жидкость и теперь безвозвратно утекало прочь. Ни одна из надежд Элизы не сбылась: выставка, которую она рассчитывала организовать в октябре, так и не состоится, а если ее снимки и фотопластины сгорели при пожаре, весь проект окажется под угрозой. Но сильнее всего терзала боль оттого, что ей не суждено быть с Джаем, а еще страх за любимого. Элиза никогда не сможет сказать ему правду. Она закрыла лицо руками. Из груди вырывались судорожные рыдания. Неужели этому кошмару никогда не будет конца?
Часть четвертая
Только те, кто опустошены любовью, знают, что такое любовь…[35]
Глава 30
Элиза глядела на широкое небо над заросшим деревьями холмом, возвышавшимся за домом мамы. Анна Фрейзер жила в приземистом коттедже, окруженном местами развалившейся каменной оградой сухой кладки. От узкого перекрестка, возле которого стояла Элиза, было видно, как котсуолдский камень золотился в лучах послеполуденного солнца. Элиза окинула взглядом обсаженную буками дорогу, спускавшуюся в долину и ведущую к дому Джеймса Лэнгтона. Свежая зелень радовала глаз, но сам Брук-парк – мрачное поместье с башенками – знавал лучшие времена. Верхушка часовой башни высилась над старой конюшней, но сам дом скрывали от глаз ели. Еще раз бросив взгляд на небо, она подняла с земли чемодан, отыскала запасной ключ под камнем у куста гортензии и отперла облупившуюся дверь черного хода.
В доме царила тишина.
Элиза прошла на кухню. Грязная посуда была свалена как попало, на плите стояли облепленные жиром сковородки, мусор едва не вываливался из ведра. Дома ли мама или еще в больнице? Элиза заглянула в гостиную и обнаружила там точно такой же беспорядок. Похоже, маму увезли в больницу внезапно, и с тех пор в дом никто не заходил. Элиза стала прибираться, решив заказать такси до больницы немного позже, но тут раздался слабый голос:
– Кто здесь?
Значит, мама на втором этаже. Не зная, в каком состоянии застанет Анну, Элиза поднималась по лестнице осторожно и к маминой спальне приблизилась на цыпочках. Дверь оказалась приоткрыта. Элиза толкнула ее и шагнула в холодную темную комнату.
Мама лежала на кровати полностью одетая, но очень бледная.
– Меня вчера выписали из больницы, – тихо сообщила она.
Элиза подошла к ней и взяла ее левую руку.
– Что сказали врачи?
– Да много чего. Сама знаешь.
Элиза погладила маму по руке, обратив внимание, как дрожат ее пальцы. Потом вполголоса произнесла:
– Нет, мама, не знаю. Расскажи.
– Дорогая, я очень устала, у меня совсем нет сил. Позвони доктору, он тебе все объяснит. Потом поговорим.
Голос Анны казался таким же бесплотным, как и она сама. Мама закрыла глаза. Элиза бережно опустила ее руку обратно на одеяло. Создавалось впечатление, будто в своем изможденном теле Анна была как бы взаперти и Элиза никак не могла до нее достучаться.
Она открыла окно, потом спустилась на первый этаж и отыскала номер врача в телефонной книжке на столике в коридоре. Интересно, знает ли сама Анна, каково состояние ее здоровья? Элиза сразу позвонила в приемную. Закончив разговор, бессильно сползла на пол и закрыла лицо руками. Во время пребывания Анны в больнице выяснилось, что у нее неизлечимый рак и врачи ничем ей помочь не могут. Инсульт оказался не слишком сильным. Ее убивал рак. Доктор выразил надежду, что Элиза останется дома с матерью.
– Мы не хотели ее выписывать, но миссис Фрейзер настояла, чтобы ее отпустили домой, – сказал он. – Ей недолго осталось.
На следующий день, пока Анна спала, Элиза отправилась на прогулку, чтобы хоть как-то отвлечься от горьких мыслей. Сначала она думала о маме, потом о Джае. Элиза молилась, чтобы он полностью оправился от травм. Потерять и маму, и Джая – нет, это слишком жестоко.
Она шла по дороге, окаймленной изгородью из низких кустов: их нарочно подстригали, чтобы они росли медленнее. Склоны и лощины Котсуолдса в это время года смотрелись особенно живописно, переливаясь бесчисленными оттенками зеленого. На склонах повыше, на лоскутном одеяле из зеленых пастбищ бродили овцы. А надо всем этим раскинулось небо, в палитре которого смешались голубой, серый и белый. Капельки влаги искрились на солнце. Элиза пошла к лесу на вершине холма, за поместьем. Высокие деревья тянулись вдоль линии горизонта, точно суровый солдатский строй. Поднявшись на вершину холма, Элиза сбежала вниз по склону с другой стороны и очутилась в лесу, где росли колокольчики. Его Элиза помнила с детства. Она любила лежать посреди этого прекрасного голубого моря под сенью ярко-зеленой листвы. А позже начинала цвести черемша, и весь лес наполнялся ее запахом.