Юлька почувствовала, что в эту минуту она сильнее Зинки — не красотой, не умением одеваться (она была в своем зеленом платье с глухим воротничком), не женской опытностью. Она была сильнее тем, что сознавала: того, что требует для себя Зинка Огнева, ей, Юльке Граниной, мало.
Не дослушав Зинку до конца, Юлька сняла с плеча полотенце, взяла кастрюлю с картошкой и пошла к себе в комнату.
Ребята уже поджидали ее. Даже успели в комнате надымить. Жорка подлетел к ней, принял из рук горячую кастрюлю и бухнул прямо на клеенку посредине стола.
— Ну, Юлька, не передумала?
Юлька догадалась, о чем он спрашивает, и покачала головой:
— Нет.
— Лизку мы тоже распропагандировали! — торжественно провозгласил Жорка.
Лиза, задумавшись, сидела на своей кровати. Пашка, накрыв ладонью стопочку бумаг на столе, сказал:
— Решено и записано. Завтра идем к Быстрову.
Глава двенадцатая
Быстров появлялся в депо за час до начала утренней смены. У себя в кабинете он выпивал стакан крепкого, почти черного чая, который готовила для него уборщица тетя Варя. Несколько минут стоял, глядя в окно. Потом его уже невозможно было застать на месте. То он в подъемочном, то в промывочном или в инструментальной кладовой, у диспетчера. В двенадцать начиналась планерка. А часам к четырем он, как правило, уезжал по другим делам.
Вот эти-то несколько свободных минут до начала работы ребята и выбрали для того, чтобы поговорить с начальником депо.
Сбор назначили у ворот депо. Андрей сказал, что будет ждать их в семь часов. В сумраке раннего утра они издали увидели его плотную фигуру.
Пашка достал мятую пачку «Прибоя». Ребята закурили от одной спички и двинулись мимо вахтера, удивленного их ранним приходом.
Пять минут ходьбы, двадцать три ступени на второй этаж. Первые слова, которые скажет Андрей Быстрову (они договорились, что разговор начнет Андрей), и дороги назад не будет. Юлька на мгновение представила себе, как они будут возвращаться, если Быстров не захочет их выслушать. Вот так они уже не смогли бы идти.
— Вы чего в такую рань? — раздался откуда-то сверху голос Сени Лебедева. Он стоял на верху пожарной лестницы, собираясь прибить к стене длинное, свешивающееся до самого пола красное полотнище.
— Да дело есть, — ответил Андрей. — А вот ты зачем туда взгромоздился?
Сеня ответил что-то невнятное.
— Чего, чего? — переспросил Пашка Куракин.
Сеня ударил молотком по гвоздю, промазал и, мотая ушибленной рукой, сердито сказал:
— Радио надо слушать!
Жорка подошел к подножию лестницы, взял полотнище и, пятясь, растянул его во всю длину. Юлька увидела первые слова лозунга: «Все под знамена…» Лозунг в Жоркиных руках провисал, и других слов Юлька разобрать не смогла. Но по тому, как Андрей и Куракин переглянулись, присвистнули, а Жорка выпустил лозунг из рук и вяло прислонился плечом к воротам, Юлька догадалась, что случилось что-то необычайное.
— Ты объясни толком, — хрипло попросил Андрей.
— Подробности на митинге. В шестнадцать ноль-ноль по местному… Начала Москва-Сортировочная, — сказал Сеня и стал спускаться вниз.
— Помогите лестницу переставить.
Андрей и Куракин двинулись к нему, а Юлька спросила у Жорки:
— Что случилось?
Бармашов снял очки, дохнул на них и, протирая стекла перчаткой, ответил:
— Доподсчитывались… Поздно, девочка. Завтра таких бригад, как мы затеяли…
— Каких бригад? — не поняла Юлька.
— А вот таких… «Все под знамена…» Мучились, мучились, расчеты производили…
С помощью Андрея и Куракина Сеня установил лестницу с другой стороны ворот и, зажав зубами край полотнища, снова полез вверх.
Жорка, обращаясь к Андрею, бесцветным голосом произнес:
— Поздравляю, товарищ Малахов, с первооткрытием. Вы на верном пути.
— Ты еще заплачь, — грубо оборвал его Пашка.
— Новаторы! — Жорка безнадежно махнул рукой и отправился в цех.
Андрей вдруг рассердился:
— Да разве в том дело, кто начал первый?.. Из-за этого я бы и связываться не стал!
В обед в цехе появилась газета. Она была вся перепачкана маслом и потерта так, словно по крайней мере месяц ее носили в кармане. С фотографии на первой странице спокойно и внушительно смотрели семь бравых парней в белых рубашках с галстуками. Фотограф снял их на фоне электровоза. Бильдаппарат где-то по дороге растерял живые черточки их лиц, и парни были похожи друг на друга. Ниже снимка через всю страницу напечатано: «Жить и работать по-коммунистически!»
Юлька прочла подпись под фотографией и обязательство первой бригады коммунистического труда, но в мыслях своих не связала это с тем, что они сами тут затевали. Вернула газету Жорке.
— Поняла? — спросил тот, блеснув стеклами очков.
— Ты, Жорочка, напрасно тревожишься. Ведь это совсем не то, о чем мы говорили.
— То, именно то. То самое!
Юлька умолкла. Ей вдруг тоже стало обидно, что кто-то опередил их.
Андрей, стоявший рядом, рассмеялся:
— Вот школяры! Чего вы носы повесили? Раз не только мы, значит, дело верное.
Его спокойные, до этого строгие глаза смотрели сейчас на Юльку внимательно, с немым вопросом. Почувствовав, что краснеет, Юлька опустила голову.