Когда нам семнадцать

А Юлька весь вечер провозилась с Лизой. То ее тошнило, то она мерзла, то принималась беззвучно плакать.

— Ты что? — спрашивала Юлька, и Лиза сквозь слезы отвечала:

— Боюсь. Умру я.

Юлька утешала ее, как могла, и чувствовала, что получается не очень-то убедительно: она сама смертельно устала. Но тут, прямо с мороза, неся в волосах и на воротнике иголочки снега, появилась Наташа. «Удивительно, Наташка умеет всегда приходить в такую минуту, когда она больше всего нужна!»

Юлька устроилась на кровати, пригрелась и не заметила, как задремала. В комнате еще долго горел свет, шелестели Наташины шаги, ее одежда. Потом Наташа включила настольную лампу.

Юльке еще раз удалось победить дремоту. Настольная лампа горела, но Наташа накрыла ее сверху полотенцем, и в комнате был полумрак. Сама Наташа уснула на Алевтининой кровати, не разобрав ее и не раздевшись, укрывшись своим пальто. Одну ладонь она подложила под щеку. Лицо у нее было спокойное, как у ребенка. Может быть, это слабый рассеянный свет размыл его черты, но оно показалось Юльке трогательно девчоночьим.

Юлька с радостью вернула бы назад последние двое суток и прожила их иначе: она не пошла бы искать Наташу, а просто договорилась бы с дежурной, чтобы та присмотрела за Лизой. Тогда не было бы этого ужасного чувства неловкости, словно она была поймана в момент, когда подглядывала в замочную скважину.

Наверное, Андрей начал о чем-то догадываться. Он несколько раз обращался к Юльке, что-то говорил ей (Юлька не поднимала головы), и в его голосе звучало беспокойство.

2

В субботу — день короткий. Юлька постаралась уйти сразу после смены: беспокоилась за Лизу и не хотела встречаться с Андреем.

Наташа собралась ехать в город. Готовясь к экзаменам, она все эти дни работала в краевой научной библиотеке.

— Ешь суп. Не знаю, как получилось. И чай горячий. Лиза уже поела, — сказала Наташа.

Юлька только села обедать, как в комнату вошла полная, пышущая здоровьем Горпина Бондаренко. После выезда на острова Юлька видела ее один раз, в день, когда ломали старую Хасановку.

Горпина развязала шаль, сняла пальто и оказалась в сиреневом с мелкими голубыми цветочками фланелевом платье. Ее каштановые поседевшие волосы были плотно уложены в узел на затылке.

— Ну, как вы тут живете? — певуче спросила она.

— Живем, тетя Горпина. Ничего живем, — ответила Юлька.

Горпина села прямо к Лизе на кровать.

— Ну-ка, я на тебя посмотрю, — сказала она, откинув одеяло от ее лица. Поглядела на серо-землистое с пятнами возле губ и на висках лицо Лизы, покачала головой и, обернувшись к Юльке, сказала:

— Иди-ка ты сейчас, голубушка, в душевую. Есть у вас душевая?

— Есть, — подтвердила Юлька.

— Подготовь там все, чтобы тепло было, но не жарко. Постели на пол простыню, ей простуживаться нельзя. А пока мы там будем, комнату проветри. Давай, милая, вставай, — сказала она Лизе, нежными и сильными руками помогая ей сесть.

Лиза опустила на пол отекшие ноги. Ее валенки сушились возле батареи. Горпина взяла их так же легко, как все, что она делала, встала на колени и обула Лизу.

Юлька подготовила душевую и вернулась в комнату.

Горпина, собирая Лизе белье, говорила:

— Нельзя до такого себя доводить… Нельзя.

Голос у Горпины звучный и негромкий, идущий из самой груди. Когда она наклонялась, платье обтягивало ее мощную спину, и сквозь фланель явственно проступали пуговицы широкого лифчика.

— Ребенок в доме — радость, — как бы про себя продолжала Горпина. — Это ж надо, маленький человечек появится! И все у него есть, как у взрослого: и ножки, и пальчики, и ноготочки.

— Умру я.

— Это ты сейчас так говоришь, — нисколько не удивляясь, сказала Горпина. — Я их на своем веку нарожала, ой-ой! Первый раз тоже боялась. Федотыча своего извела…

Горпина усмехнулась застенчиво и лукаво.

— Родишь как миленькая! Да еще радоваться будешь. Ну-ка, в доме солнышко появится! А помощников у тебя — хоть пруд пруди. Еще ссориться станут, кому пеленки стирать.

Лиза виновато улыбнулась. Горпина помогла ей встать, понизив голос чуть не до шепота, сказала:

— Резинки твои не годятся. Туго же. На тебе все должно быть свободно, просторно — чтобы удобно было.

Юлька открыла форточки и двери.

Минут через сорок обе женщины вернулись из душевой. Горпина помогла Лизе устроиться поудобнее.

Потом они втроем пили чай. Говорили о чем-то совершенно незначительном. Лиза вскоре задремала, а Горпина молча сидела у нее в ногах. Когда Лиза уснула, Горпина поправила одеяло, подоткнула его с боков и, сказав, что зайдет еще вечером по пути в магазин, ушла.

Наташа на этот раз вернулась из библиотеки рано. За их окнами мерно поскрипывал снег. Кто-то ходил от крыльца общежития до угла, потом поворачивал обратно, изредка останавливаясь против окон.

Юлька с любопытством поглядела на Наташу.

— Ты позови его, — сказала она.

У Наташи от смущения порозовели уши.

— Третий вечер у библиотеки встречает. Ты не думай…

— А я и не думаю, — засмеялась Юлька. — Но ты позови его, холодно ведь.

— Да нет уж, поздно.

Наташа подошла к окну, постучала в стекло. Но снег еще минут двадцать скрипел под сапогами Егорова.