Когда наступает рассвет

Проня, сбросив лыжи, крадучись, приблизился к нему. Часовой, видимо услышав скрип снега, насторожился, но тревогу поднять не успел: в спину вонзился острый охотничий нож. Вход в дом был свободен. Оставив лыжи у крыльца, разведчики с ружьями наизготовку осторожно вошли в сени и распахнули дверь в избу. В комнате они увидели белого, как лунь, старика, разжигающего самовар.

— Дедушка, кто в доме? — тихо спросил Проня.

Старик с испугу чуть не выронил из рук самоварную трубу и, указав трясущейся рукой вверх, прерывающимся голосом произнес:

— Наверху… офицеры и телефонисты.

— Сколько?

— Четверо. Главный велел мне самовар поставить.

— Кто еще поблизости?

— Связисты. Казарма немного впереди, а их начальник, поручик, у меня живет. Телефон у него здесь…

Разведчики устремились на верхний этаж.

Дверь в комнату, откуда доносились голоса, была прикрыта. Разведчики встали у двери, приготовив винтовки. Старший, ударом ноги распахнув дверь, крикнул:

— Руки вверх!

Длинный рыжеусый поручик бросился к телефону, на ходу вырывая из кобуры револьвер, но меткая пуля свалила его. Остальные один за другим медленно подняли руки.

Разведчики обыскали их, отобрали полевые сумки, оружие, карты, оборвали телефонный провод…

И, снова надев лыжи, Проня вернулся к отряду, ожидавшему сообщений… Решено было укрепиться на краю села. Лыжники стаскивали к дороге все, что попадалось под руки: сани, кряжи, поленья. Устроили такой завал, чтоб ни проехать, ни пройти.

Патрули белых подняли тревогу. Ночную тишину разорвали первые выстрелы.

Противник, обнаружив красных у себя в тылу, понял, чем это грозит, стал предпринимать атаку за атакой. Бой длился весь день и всю ночь.

Стремясь очистить свой тыл, противник предпринимал одну попытку за другой, но безуспешно. Не помог и пулемет.

На рассвете следующего дня в наступающем затишье ясно стали слышны выстрелы. Они раздавались с той стороны, где должны были действовать основные силы партизан. Вскоре яростно застрочили пулеметы, — значит, там началось наступление.

Бой опять не утихал до ночи. У беляков было преимущество в пулеметах. Они прижали к земле наступающие цепи партизан.

Рота лыжников продолжала удерживать позиции. В питании нехватки бойцы не ощущали. Их подкармливали жители. Под покровом темноты они приносили молоко, хлеб, горячую картошку. Но стали кончаться боеприпасы, а пополнить их было неоткуда. После двух дней боев у Прони осталось лишь несколько патронов, у других и того меньше. Без сна, усталые, продрогшие на морозе, бойцы с трудом удерживали дорогу.

На третий день бой разгорелся с новой силой. Лыжники слышали, как в том направлении, где дрались партизаны, стрельба прекратилась: видимо, к противнику подошла помощь. Партизаны вынуждены были отойти.

Лыжная рота осталась одна. Держаться дальше было бессмысленно. Пришлось оставлять занятые позиции. Отряд начал отход.

У самого леса лыжники наткнулись на высланный белыми сильный отряд, пытавшийся огнем преградить пути отхода.

Командир лыжного отряда подал команду:

— Пробиваться штыками!..

Рукопашной схваткой лыжники опрокинули вражескую цепь и достигли леса. К тому времени стемнело. Морозная ночь скрыла усталых, измученных бойцов под своим заездным пологом.

В отчаянной схватке немало вражеских солдат перекололи лыжники, но понесли потери и сами. Был ранен Проня. Он уже подбегал к опушке леса, как вдруг его ударило в плечо, и рука бессильно повисла. Напрягая последние силы, добрался он до деревьев. В лесу он опустился на снег и прикрыл глаза. Так он сидел, как казалось Проне, лишь несколько минут. Но когда, блуждая по лесу в поисках своих, никого не нашел, он понял, что остался один.

Всю ночь бродил Проня по лесу. Голоса он не подавал, опасаясь привлечь внимание белых. И хотя рана ныла все сильнее и стала кружиться голова, он молча шел незнакомым лесом, не зная куда.

Как сильно ни устал он, не позволял себе отдыхать. Он знал: сядет, задремлет на морозе и замерзнет. Напрягая силы, Проня медленно брел в снегу от дерева к дереву.

С трудом передвигая ноги, он подбадривал себя. «Вот если бы дойти до того дерева!.. Давай шагай! На Мудьюге не такое терпел и то выжил. Не может быть, чтобы я пропал здесь, у себя дома!»

Мысли о товарищах, о том, что где-то они рядом, придавали Проне сил, и он настойчиво продвигался вперед, опираясь здоровой рукой на винтовку.

На рассвете Проня вышел на берег лесной речки. Кое-где поблескивала в полыньях вода, клубился парок.

Какая это речка? Если пойти по ней, куда выведет? Проня долго стоял в раздумье. Хотелось пить, но к полынье подходить было опасно. Наконец решил идти вверх по течению. По его расчетам, где-то там могла быть мельница.

С трудом давался ему каждый шаг. Лыжи он потерял во время рукопашной схватки. А снег в лесу по пояс.

Проня обессилел. Рана нестерпимо ныла. Он чувствовал, как горит голова, по лицу струился пот. И все же он не ложился на снег, упорно брел вперед.