Когда наступает время. Книга 2.

Эксцепин так и не решился позже доложить Гефестиону об Александре, прислав для этой цели совсем юного пажа.

— Александр, — Гефестион бросился к носилкам, но царь жестом остановил его.

— Со мной все нормально.

— Ты мог бы и не говорить. Я вижу это и без твоих разъяснений. Скажи, ты уже весь мир завоевал? Что-то я сбился.

— Нет, не весь, — зло ответил Александр.

— Как не весь? — Гефестион показательно пожал плечами. — А как же тогда ты решил вернуться?

— Я оставил кое-что на потом. Кроме того, можешь продолжить сам!

— Я-я-я? Александр, честное слово, я почти счастлив.

— Почти?

— Абсолютно счастливым я, наверное, стану, когда обо…, — на этом месте Гефестион громко сглотнул, — от напряжения, как ты.

Пажи и слуги суетились вокруг царя, омывая и натирая его тело маслами. Внутренняя сторона бедер Александра была стерта и покрылась грубой коркой, рот обметало, кожа приобрела сероватый оттенок. Он попросил воды, выпил несколько глотков и тут же скорчился в рвотных судорогах. Тело было настолько истощено недавним ранением, болезнью и отравлением, что он едва не впадал в беспамятство.

Гефестион сидел напротив Александра, положив ноги на стол и откинув назад голову. Глаза его были закрыты, но, засыпая, он превозмогал себя, по памяти читая Александру: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына… Гневный который ахеянам тысячи бедствий …» (4).

— Мне так холодно, — прошептал Александр бледными губами.

— Что, Александр? — переспросил Гефестион, поднимая тяжелую голову.

— Говорю, что когда-то у меня был друг, — он замолчал выжидая.

— Который хотел завоевать с тобой весь мир, — продолжил Гефестион.

— С которым я хотел завоевать весь мир, — согласился царь.

— С которым мы грелись холодными ночами в Миезе…

Гефестион, словно всплыл откуда-то издалека:

— Александр, я это уже где-то слышал. Только не вспомню, где именно.

— И я слышал. Но, в отличие от тебя, помню, кто и где это произнес. Мой друг дальше сказал: «Не знаю, могу ли я мечтать о теплоте его тела сейчас…»

— Гавгамеллы, — Гефестион задумался, замолчав, потом повернулся к Александру и уставился на него неподвижным взглядом. — Точно. Гавгамеллы…

— Не знаю, могу ли я мечтать о теплоте его тела сейчас? — произнес Александр, и Гефестион увидел, как дрожит его подбородок.

Аминторид ничего не ответил, только начал быстро расстегивать фибулу плаща, затем застежки на доспехах, спешно стягивая через голову хитон.

— Я уже говорил тебе, что ты красив, как бог? — невпопад спросил царь.

— Все еще? Не. Впервые слышу.

Гефестион скользнул под жесткое одеяло, прижался к Александру, обняв его со спины. Тепло, обыкновенное человеческое тепло постепенно наполняло тело царя, словно перетекало по невидимым каналам. Александр хотел повернуться к другу, но Гефестион остановил его.

— Не надо. Лежи так. Мне будет легче согреть тебя.

Александр едва заметно кивнул и лишь крепче обхватил рукой его кисть, подложив себе под щеку.

— Ты мечтал о тепле тела друга, Александр … Знаешь, что я скажу тебе? — прошептал Гефестион. — Ты — властелин мира. У тебя есть все. Что, кроме тепла своего тела я могу добавить к этому?

— Разве я спрашивал бо′льшего? Да, я хозяин империй, потому, что завоевал их. Я могу завоевать еще больше. Но что из того? Чем помогли мне эти империи, когда сегодня меня обосранного и облеванного принесли в лагерь? Разве дали они мне то, что даешь ты? Разве могу я где-то еще так просто закрыть глаза, обессиленный и больной? Разве не поглотит меня мир, когда я не найду сил приподнять голову? А ты спрашиваешь, что еще можешь дать мне?

— Не надо. Не говори ничего, Александр. Никто и никогда не увидит твоего бессилия. Просто закрой глаза и наберись сил.