Когда наступает время

- Это? Нож. Что же еще!

-  Зачем он мне?

- А разве ты не узнаешь его?

Царь поднял нож, пристально разглядывая со всех сторон.

- Ну же, Александр, напрягись! Ты не можешь не узнать!

- Не могу вспомнить, где видел его. Гефестион, не морочь мне голову. Откуда он у тебя?

- Принесли.

- Кто?

- Наша бактрийская царица. Она тут заходила ко мне…

- Роксана? – Александр даже приподнялся от удивления. – Заходила к тебе? Что ей было нужно?

 - Сущий пустяк. Тебя. Но при этом она чуть не убила меня.

Царь еще раз внимательно посмотрел на нож. Только сейчас он действительно вспомнил его. Это был небольшой кинжал с ручкой в виде вцепившегося друг в друга леопардов. Александр вскочил.

- Тихо. Тихо. Не горячись.

- Что значит «чуть не убила»?

- Если так дело дальше пойдет, она перережет полдворца.

- Ты в своем уме, Гефестион?!

- Александр, она бесится. Ты когда последний раз был у нее?

- Пару дней назад.

- Пару дней назад? Если я не ошибаюсь, это было дней десять назад.

Аминтор снял со стола ноги, позволяя Александру встать. Он видел, как гнев разжег на лице царя багровеющие очаги.

- Этого следовало ожидать. Чего ты хотел от львицы, самец которой заглядывает в ее логово не чаще пары раз в месяц. Она боится, что после женитьбы, ты вообще забудешь дорогу в ее постель.

- Она должна понимать, что помимо нее у меня еще есть государство, дела… Гарем, наконец.

- Ну,  с гаремом ты погорячился, мой друг. В последнее время я бываю там чаще, чем ты. Я, конечно, мог бы помочь тебе и с царицей, но это будет уж слишком. Позволь, я дам тебе один совет. Либо отошли ее подальше, но это опасно, либо уж как-нибудь утоли ее жажду. Думаю, не мне объяснять, что восстание в Бактрии и Согдиане…

- Я сейчас же пойду к ней.

- Мудрое решение. Надеюсь, у меня хоть на время перестанет болеть голова хотя бы по этому поводу.  Ради такого твоего решения, я заставлю себя разобраться в этих диких каракулях Эвмена. И, прошу, сделай одолжение. Ну, в общем, ты сам соскучился.

Александр ушел. Гефестион какое-то время пытался вникнуть в подсчеты Эвмена, потом одним жестом смахнул бумаги со стола.

«Провались оно все, - оскалился он. – Я не для того столько лет шлялся по Азии, чтобы теперь экономить каждый халк. Я лучше не буду ни есть, ни пить на этой свадьбе, если это удовлетворит его жадность. Зануда Эвмен! Обезьяна напишет ровнее!» Гефестион с разбегу запрыгнул на ложе, сладко потянулся, обнимая подушку. «Багой! Тьфу, проклятый! Отмыть бы его. Весь дворец этими растираниями провонял. Как только Александр его терпит»?

- Гефестион? – невольно прошептал Багой, не сразу разглядев в полутьме македонца. – А где …

Перс осекся, поздно сообразив, что сказал лишнее.

- Я тоже Александр, - ответил Гефестион, переворачиваясь на спину. – Ты пришел станцевать мне перед сном?

- Как прикажешь.

- Как прикажу? Давай позвени своими побрякушками. Глядишь, может, я и усну поглубже. А лучше, пошел вон!

Гефестион открыл глаза. В комнате было темно, и лишь тусклый светильник отнимал у темноты узкий клочок света над столом. Глубокая ночь заполнила собой каждый уголок, обвилась вокруг предметов, словно прятала их от посторонних любопытных глаз. Царь сидел за столом и что-то писал. Длинные волосы, свернутые в жгут, непослушно выбились из-под узла, свисая прядями на лицо. Обмакивая в чернила стилос, Александр вдруг замирал, о чем-то сосредоточенно думая.

«Не может отдыхать, пока все не сделает», - подумал Гефестион, повернулся, подмяв под щеку подушку. «Вот она империя. Его тень и кусочек света. Он завоевывал ее в сражениях, чтобы потом продолжить бороться с ней на бумаге». Сквозь слипающиеся веки Гефестион смотрел, как царь, раз за разом убирал прядь за ухо, а она вновь и вновь падала ему на лицо. «Царь Мира и мир царя, выхваченный из времени  этим блеклым  светом…». Александр встал, потянулся, поглаживая уставшую поясницу, сделал пару шагов и остановился. Он стоял к Гефестиону спиной, сомкнув руки на шее. Сошедшиеся лопатки, кисти с рельефной сеткой вен, плотно сдвинутые ягодицы, сильные ноги… Сын Аминты любовался своим царем. Нет, Аполлон не так красив, Арес не так храбр, а Афина не так мудра. Воплощенный в человеческое тело бог. Александр обернулся и направился к ложу. Гефестион закрыл глаза, оставив открытой только душу. Он чувствовал, что друг наклонился, рассматривая, спит ли он, потом аккуратно, чтобы не побеспокоить, накрыл одеялом его плечи. И ушел. Опять ушел в свой мир. Дряхлый огонек лениво потрескивал в плошке, совершенно безучастный к тому, что мир меняется здесь и сейчас, а завтра уже не будет прежним.

Гефестион смотрел на Александра из-под прищуренных век, и вскоре Вавилон, Гедроссия, блеск Персеполя смешались в его сознании, увлекая в какую-то сладкую даль, где шуршит листьями старый платан, а цветы так сильно пахнут по утрам; где ветром летит молодой резвый Буцефал, и Александр смеется, открытый миру и будущему.