Когда наступает время

- Приветствую тебя, Саламин, - перс тоже поклонился. – Уже не думал, что увижу тебя вновь.

- И тебе здравия, Багоас. Дурные новости приходят быстро. Я пришел выразить бесконечную скорбь и спросить, чем могу быть полезен тебе.

Багой еще раз поклонился.

- Сядем, - он предложил гостю прилечь на подушки. – Годы и боги милуют тебя, Саламин.

Учитель танцев отметил повелительные нотки в голосе перса.

- Я вижу, ты преуспел, - начал Саламин, окидывая взглядом убранство зала.

- Твоими стараниями.

- Слышал я, Александр даровал тебе свободу?

- Я бы с радостью обменял ее на его жизнь.

- Игры богов не подвластны нам.

Багой повел бровью, что не ускользнуло от взгляда Саламина.

- Хотя, - поспешил учитель танцев, - подчас смертные управляют их деяниями.

Багой слегка наклонил голову, отчего взгляд его сделался еще более проницательным. Саламин отметил про себя бесконечную усталость его и тоску. Поняв, что затронул слишком болезненную тему, гость спросил:

- Может быть, это не слишком уместно сейчас, но мне было бы интересно узнать, как ты провел эти годы.

- Как раб, не желающий свободы и как свободный человек, ищущий рабства.

- Ответ великого человека.  Рад, что трудности не сломили тебя.

- Рядом с Александром становишься сильным. Я бы полз за ним даже, если бы мне отняли руки и ноги, даже, если бы я лишился глаз.

- Я слышал, Амон признал его сыном, - в голосе Саламина проскользнула ирония.

-  Он и был богом! Ты знал лишь царей, потому, что все они лишь царями и были! Александр был богом-человеком, богом-царем, богом-воином! Ты готовил меня лишь для услад! Обезображенный мальчик-евнух, век которого – несколько лет, пока не найдется моложе и красивее, а дальше?

- Видно, хорошо готовил, раз ты теперь там, где есть. Ты - мой лучший ученик.

- Я боялся. Ты даже не знаешь, как я боялся.

- Знаю.

- Я помнил, как был свободным. Я мечтал об этом дни и ночи, а теперь не знаю, что с этим делать, ибо мое место быть рядом с ним, и в этом не твоя заслуга, а лишь его!

Багой обреченно откинулся на подушки. Лицо его покрылось испариной.

- Я страдал, когда Бейра лапал меня смрадными пальцами, задыхался в зловонии его мерзкого тела. Я страдал, когда, очнувшись, понял, что стал кастратом. Я страдал, когда видел, как лишали жизни Дария те, кому он так доверял. Но я не знал тогда, что такое истинное страдание! Я хочу сойти с ума, чтобы боль, что рвет меня, отступила хоть ненадолго, хоть на мгновение…

Из глаз Багоя покатились слезы.

- Саламин! – он подался к учителю. – Неужели это возможно, вынести такую боль?! Шесть дней его тело лежало неомытое и неубранное, брошенное и забытое всеми. Я не лишился рассудка лишь потому, что знал, что нужен ему! Боги жестоки! Они отнимают то, что нам дороже всего!

- Забирая то, что нам всего дороже, они заботятся о том, что живые воздадут почести умершим…

- Какие почести я могу воздать ему?! Моя жизнь и моя смерть слишком ничтожны для этого! Саламин, ты мудрый человек. Тебе подвластны и душа и тело, ответь мне, какой смысл в том, чтобы подарить и отнять?

- Скажи, Багоас, а ты бы хотел не иметь, чтобы не терять?

Перс пристально посмотрел на учителя.

- Я скажу тебе одну вещь. Багоас, тот, что был до тебя как-то пришел ко мне и сказал, что не хочет показывать тебя Дарию. Уже тогда и я, и он поняли, что ты особенный, а у главного евнуха был нюх лисицы. Он даже приказал продать тебя, чтобы со временем не оказаться вторым. И не прошло бы и пары дней, как я сделал бы это, но боги рассудили иначе. Ты и сам знаешь, как внезапно он умер и при каких непонятных обстоятельствах. Боги видели и твой путь и Александра. Да, Александр величайший из царей, ибо слава его громадна,  сколь громаден мир. Боги выбрали тебя не случайно. Столько лет минуло, но ты был подле царя, хотя ты уже давно не столь юн, как тогда, когда я впервые увидел тебя. Насколько я осведомлен, Александр однажды даже отослал гарем. Всех, но не тебя.

- Лучше бы он отослал и меня.

- Будем честны перед прошлым, Багоас. Я понимаю Александра, хотя был лишен удовольствия знать его. Я видел много мальчиков. Юных, гладких, вызывающих желание. Я обучал сотни, но ты был один. Не такой. Особенный. В тебе было что-то, что попробовав раз, будешь желать  вновь и вновь. И я тоже, искушенный тобой, не спал ночами, ревнуя к тому, что должно отнять тебя. Останься ты со мной, я тоже стал бы рабом своих желаний. Не думал, что когда-нибудь скажу тебе это.

- Я знал.

- Знал?

- Чувствовал. Учился чувствовать твое тело, и хоть подчас ты оставался спокойным, оно всегда подводило тебя. Всегда. Как ни старался, ты не мог обмануть меня. И сейчас подводит. Ты пытаешься незаметно кусать губы. Ты всегда так делал. Я понял это сразу, а после заставлял тебя сам.

Багой горделиво поднял голову.

- Я ждал столько лет, чтобы просто увидеть тебя…

- Просто увидеть? А что после? – голос Багоя стал дерзким. – Я ведь уже не столь юн, как ты любишь. Разве не так?

- Не так! Знаю, смерть Александра – горе. Его не измерить, но он умер!

На лбу Саламина выступили крупные капли пота.