Когда не горят костры

Кивнув своим мыслям, Гарм прикрыл глаза, сосредотачиваясь только на одном мире – виртуальном. Конечно, это не заменит полноценного подключения к Биврёсту, и всё, что он сможет, – только поговорить, но даже это гораздо больше, чем могут другие люди, даже избранные слуги асов.

– Страж, я – Гарм, пёс Хель, я стою у твоих врат, я пришёл взыскать долг! – ритуальные слова скатились с языка легко, даже слишком. Так к месту оказалась старая, почти позабытая сделка, что Гарм усомнился – а была ли она случайной? Там, где замешан Локи, во всем начинаешь чуять подвох.

От присутствия другого бога дыхание перехватило, и огромная тяжесть опустилась на плечи, вынуждая распластаться ниц. Гарм набычился, гордо вскинул голову – лишь перед своей госпожой ему спину гнуть, а не перед другими асами!

– Пёс Хель, в странное время ты вспомнил о долге. Я хозяин своему слову, и оно твёрже камня. Чего же ты хочешь?

Гарм украдкой перевел дух. Сияние аса слепило, и будь Гарм подключен к Биврёсту полностью, ему могло и глаза выжечь, и к земле придавить, ненавязчиво напоминая, кто истинный властелин виртуальной сферы.

Гарм облизнул губы, медленно подбирая и взвешивая слова:

– Рядом со мной стоит девушка. Ты не видишь её. Сделай так, чтобы сегодня она смогла подняться на вершину башни и вернуться, и никто ей не помешал и не причинил вреда. Когда она спустится, мы будем в расчёте.

Светлейший ас выслушал, склонив голову, и улыбнулся, блеснули золотые зубы.

– До странного мало ты просишь, пёс Хель, не пожалей же об этом. Я выполню то, что ты просишь. Скажи своей спутнице – пусть входит и не боится.

Ас ушёл так же внезапно, как и появился. Тяжесть, прижимавшая к земле, исчезла так резко, что Гарм качнулся от неожиданности и вцепился в плечо Омелы, чтоб не упасть. На её встревоженный взгляд он только улыбнулся:

– Будь осторожна. Страж согласился пропустить тебя и защитить тебя и даже не торговался, а значит, я всё-таки ошибся с формулировкой. Асы не менее хитры, чем Локи, даже если они не знают, зачем ты здесь, всё равно постараются обмануть.

– Не лучше ли тогда сразу сказать, что меня послала Хель?

– Тогда точно живой не выйдешь. – Гарм устало покачал головой и снова поднял лицо к башне. – Там и люди есть, слуги и простые рабочие, которые поддерживают работу Биврёста. Помни, Омела: ты невидима для богов, но не для их слуг, которые остались в реальности. И ещё: если повернёшь назад, пути наверх уже не будет. У тебя только один шанс.

Омела серьёзно кивнула:

– Спасибо. Я помню, что тебе тоже важно, чтоб я выполнила сделку. Пусть Хель зачтёт твою помощь, а во мне не сомневайся, – она криво улыбнулась. – Я сама себе не прощу, если не справлюсь.

Несколько мгновений она стояла неподвижно, обхватив себя за плечи, впиваясь ногтями в кожу, резко выдохнула и легко взбежала по ступеням к огромным раздвижным дверям. Они разъехались перед ней, и тонкая белая фигурка исчезла в чёрной пасти.

Гарм устало потёр глаза. После бессонной ночи хотелось завалиться в свою конуру, завернуться в кокон одеяла, отгородившись им, как в детстве от кошмаров, от обоих миров и асов с их играми. Но вместо этого он сел на ступеньки и, похлопав по карманам, вытащил пластинку стимулятора. Не лучшая замена завтраку, но какая есть.

Гарм запрокинул голову, долго смотрел в хмурое, серое небо, низкое и тяжёлое. С каждым днем под ним дышалось всё тяжелее и тяжелее. Пожалуй, он понимал тех, кто легко вёлся на сладкую фальшь Биврёста и сбегал под лазоревые небеса виртуального мира. Понимал и тех, кто искал спасения в возврате к корням, на догнивающем трупе матушки-природы. Правда – слишком тяжёлая ноша, чтоб каждый день взваливать её на плечи и не сломаться.

Гарм сплюнул вязкую и горькую после стимулятора слюну, его слегка потряхивало. Он привык быть честным хотя бы с собой, но сейчас признание далось нелегко – даже несмотря на симпатию к Омеле, ему было плевать, добьётся она правды или нет, простит ли себя за смерть Ясеня или нет. Главное, чтобы справилась. Главное, чтобы Хель, суровая госпожа, осталась довольна и сдержала обещание. Не ей – ему.

Позволила хотя бы после смерти встретиться с женой.

* * *

Внутри башни было сумрачно и пустынно. Омела шла на цыпочках, едва дыша, боясь даже шорохом нарушать застоявшуюся тяжёлую тишину этого места.

Стеклянные стены не пропускали света, а редкие матовые лампы не могли разогнать мглу. Первый этаж казался забытым и заброшенным – огромное пустое пространство с высокими потолками, погружённое в душную дрёму. Пол под ногами был не из камня и не из пластика – Омела даже присела, провела пальцем вдоль неровной линии, похожей на мраморную прожилку. Тёплое дерево, отполированное тысячами ног почти до стеклянной гладкости. Омела вздрогнула, отдёрнула ладонь – было в её открытии что-то жуткое, но она сама не могла объяснить себе, что именно. Линии смыкались в концентрические круги, разбегались от центра – как годовые кольца. Словно вся башня стояла не на фундаменте – на пне невообразимо гигантского дерева.