Когда не горят костры

Фред горбится над столом, грызёт крекеры. Телефон рядом, на громкой связи. Холли узнаёт голос – один из школьных приятелей брата, взахлёб делится последними новостями. Она демонстративно ставит в самый центр гостиной ящик с игрушками, откидывает крышку, но Фред не обращает на неё внимания – суетится и суетится, главное, чтоб его не дёргала.

Но она дёргает, спрашивает, спешит рассказать свои немудрёные новости, и брат кивает и поддакивает, не отрывая глаз от маленького экрана. Громкий голос утих, но теперь телефон вибрирует и вибрирует от СМС.

Так больше продолжаться не может. Надо спасать Рождество.

Холли двумя ладонями берёт бабушкин шар, он холодный, всегда холодный, словно не из стекла, а из волшебного льда.

– Фред! – требовательно зовёт она.

Брат не замечает, читает сообщение и хмурится.

– Фред! – Холли почти кричит.

Он наконец встаёт, но рано ей радоваться – взгляд его всё так же прикован к телефону, он беззвучно шевелит губами, пока идёт к дверям.

– Фред! – Холли почти срывается на плач, подскакивает к брату, протягивая ему бабушкин шар, самый важный из всех ёлочных украшений.

– Отстань, мелкая, не до тебя, – огрызается брат и отпихивает её – немного сильнее, чем нужно.

Холли падает. Но это не страшно, правда, не страшно, она даже не обижается, совсем-совсем, но… Матовый шар выскальзывает из слабых пальцев и с тихим звоном разлетается на острые ледяные осколки.

До Рождества пять часов.

Холли вынырнула из тяжёлого сна, как из ледяной воды, долго не могла откашляться, ещё дольше смотрела пустым взглядом на потолок и не узнавала рисунок теней. Это мой старый дом, это комната родителей, а вовсе не моя детская, напоминала она себе, безуспешно пытаясь выровнять дыхание. Всё в порядке.

Ничего не в порядке.

Холли зажгла экран смартфона, прищурилась, когда слишком яркое свечение резануло глаза. Без двадцати шесть. До будильника ещё час.

Холли откинулась на подушки, липкая испарина холодила лоб. Спать уже не имело смысла. После сна во рту было горько, а в мыслях темно и страшно. Против воли в ушах прозвучал шёпот Дэлвина – совсем близко, словно он рядом лежит – «дай себе шанс».

Пока не успела передумать, Холли набрала Аннуил, даже не вспомнив о том, что может её разбудить.

Та сняла трубку после второго гудка, словно и не спала.

– Я передумала, – быстро выпалила Холли. – Я буду праздновать с вами.

Оказывается, мосты рушатся со звоном разбитого ёлочного шара.

2

Стоило только взглянуть на чучело дохлой лошади, и Холли тут же начала жалеть, что поддалась секундной слабости. В крупный белый череп Дэлвин и Аннуил вставили стеклянные шарики-глаза, и теперь будущая Мари Луид пялилась на всех пустым взглядом. Нижняя челюсть была подвязана тонкими ремешками, Марх как раз выверял их длину, чтобы тот, кто понесёт череп, смог челюстью клацать. К зубам лошади Холли старалась не присматриваться, да и к самому черепу тоже – в ней ещё оставалась надежда, что это очень хороший муляж из гипса, а не настоящая выбеленная кость.

Закончив украшать череп красными и зелёными лентами, Аннуил воинственно взмахнула тонкими кожаными полосками, усеянными заклёпками и шипами:

– Ну что, Холли, ты готова водить под узду саму Мари Луид?

– Вот уж не думала, что мне на первый раз доверят такую ответственную роль.

– Уверена, ты справишься восхитительно, – с широкой улыбкой заверила Аннуил и озорно подмигнула: – К тому же только тебе Дэлвин позволит себя взнуздать!

Раньше Холли с удовольствием поддержала бы шутку, но сейчас смогла только через силу улыбнуться – она чувствовала себя не только не в своей тарелке, но уже и сервированной перед людоедом.