Когда опускается ночь

Едва прозвучал этот вопрос, как Нанина почувствовала, что пудель норовит вывернуться из ее рук, стиснувших ему челюсти. До этого она вслушивалась с таким напряженным вниманием, была настолько поглощена изумлением, ужасом и ожиданием, что не замечала, как пес стремится вырваться, и лишь машинально зажимала ему пасть. Но теперь он отбивался до того бешено, что Нанина поняла: если сейчас не придумать другого способа успокоить его, он высвободит пасть и выдаст их рычанием.

Сама мысль, что она пропустит хотя бы слово из этого судьбоносного разговора, была для нее мучительна, и в отчаянии она попыталась улестить пса, воспользовавшись его привязанностью к ней, — вдруг обняла его за шею и поцеловала в морду, заросшую грубой шерстью. Этот стратегический ход привел к победе. Все эти годы Скарамучча не получал от хозяйки особых знаков внимания, разве что изредка она гладила его по голове или угощала кусочком сахара. Неожиданно теплая ласка Нанины совершенно ошеломила его собачью натуру, и он стал бешено извиваться в ее объятиях, чтобы в ответ лизнуть ее в лицо. Это Нанина без труда предотвратила — и теперь в ее распоряжении оказалось еще несколько минут, чтобы постоять за павильоном и послушать разговор, не опасаясь быть обнаруженной.

Ответ Бриджиды на вопрос патера Рокко она пропустила, однако успела уловить ее дальнейшие слова.

— Мы здесь одни, — говорила Бриджида. — Я женщина и не могу ручаться, что вы не пришли вооруженным. Это простая предосторожность с моей стороны: я не хочу, чтобы вам представился случай заполучить восковую маску, пока я не выдвину своих условий.

— Раньше вы не упоминали об условиях.

— Верно. Помню, я говорила вам, что мне не нужно ничего, кроме невиданной возможности пойти на маскарад в обличье моей покойной соперницы и насладиться своей способностью напугать человека, который жестоко высмеял меня когда-то в мастерской. Все это правда. Но правда и то, что наш опыт над графом Фабио вынудил меня задержаться в городе значительно дольше, чем я намеревалась, и теперь у меня не осталось ни гроша, а между тем я заслуживаю награды. Короче говоря, готовы ли вы выкупить у меня маску за двести скудо?

— В моем распоряжении нет и никогда не было и двадцати скудо.

— Хотите получить восковую маску — найдите две сотни. Я не хочу угрожать вам, но деньги должна получить. Я говорю о сумме в двести скудо, поскольку именно такую награду друзья графа Фабио публично пообещали за сведения о женщине, появившейся на маскараде у маркиза Мелани в желтой маске. Если мне захочется получить эти деньги, достаточно всего-навсего отправиться во дворец, взяв с собой восковую маску, и признаться, что я и есть та женщина. Представьте себе, что будет, если я так и поступлю: ничего плохого мне сделать не смогут, а я разбогатею на двести скудо. А вот вам, безусловно, не поздоровится, если заинтересуются, кто сделал восковой слепок и кто придумал этот кошмарный костюм…

— Бессовестная! Можно подумать, ваши голословные обвинения способны бросить тень на меня!

— Патер Рокко, я впервые за все время нашего приятнейшего знакомства вижу, как вы выходите за рамки приличий. Я оставлю вас, пока вы не опомнитесь. Если вам захочется принести мне извинения за то, что назвали меня бессовестной, и получить восковую маску, почтите меня своим посещением сегодня до четырех часов дня и принесите с собою двести скудо. Опоздаете — и все кончено.

Последовало молчание, а затем Нанина рассудила, что Бриджида, видимо, уходит, поскольку услышала шелест платья на лужайке перед павильоном. К несчастью, Скарамучча тоже услышал его. Он вывернулся из рук хозяйки и зарычал.

Рычание заставило патера Рокко насторожиться. Нанина услышала, как он встал и вышел из павильона. Если бы Нанина сразу сообразила, что делать, у нее, наверное, хватило бы времени спрятаться за деревьями, но она до того растерялась, что не успела взять себя в руки. Не способная ни двигаться, ни думать, она не могла даже вздохнуть и лишь смотрела, как тянется к ней из-за павильона тень священника. Миг — и они очутились лицом к лицу.

Патер Рокко остановился в нескольких шагах от Нанины. Та по-прежнему сидела под стеной павильона и машинально придерживала пса одной рукой. Это оказалось большой удачей для священника. Внушительные клыки Скарамуччи оскалились, косматая шерсть встала дыбом, глаза сверкали, а рычание из сердитого стало свирепым — пес был готов в одну минуту растерзать не только патера Рокко, но и всех пизанских церковников.

— Ты все слышала, — спокойно проговорил священник. — Я вижу по лицу. Ты слышала все.

Нанина не могла вымолвить ни слова, не могла даже отвести от него взгляда. Лицо священника неестественно застыло, а в глазах читалось неутолимое отчаяние, безропотное и бездонное, от которого у Нанины по телу побежали мурашки. Она отдала бы все что угодно, лишь бы встать на ноги и убежать от него подальше.