Когда опускается ночь

Для Розы этим страшным событием была смерть — смерть, с мыслью о которой она теперь по меньшей мере смирилась. Для Трюдена ближайшее будущее становилось все мрачнее с каждым часом, ведь неопределенность хуже смерти; его терзала слабая, робкая надежда — из тех, которые не дают покоя уму и медленно подтачивают сердце и которую он ни с кем не мог разделить.

Лишь в одном он нашел облегчение от долгих, неутолимых мучений той страшной ночи. Напряжение каждого нерва, сокрушительная тяжесть угрозы неминуемой гибели, окрашивавшая каждую мысль, несколько унялись, когда душевная усталость взяла верх над телесными силами Розы и ее печальные предсмертные речи о прежних счастливых днях постепенно затихли. Она положила голову брату на плечо и ненадолго поддалась чарам ангела дремоты, хотя на нее уже бросил тень ангел смерти.

Настало утро, взошло жаркое летнее солнце. Скудная жизнь, еще сохранившаяся в оцепенелом под гнетом Террора городе, понемногу пробуждалась, но напряжение долгой ночи не слабело. Приближался час, когда приедут повозки за теми, кого накануне осудили на смерть. Слух Трюдена различал малейшие шорохи и в гулком здании тюрьмы за пределами камеры, и на улицах вокруг. Вскоре, прильнув ухом к двери, он услышал голоса, которые о чем-то спорили в коридоре. Внезапно засовы отодвинулись, в замке повернулся ключ, и Трюден оказался лицом к лицу с горбуном и одним из его подчиненных тюремщиков.

— Смотрите сами! — обиженно пробурчал последний. — Я же вам говорил — вон они, сидят себе в камере, но еще раз повторяю: в списке их не было. И нечего тут распекать меня, что я вчера не пометил их дверь вместе с остальными. Больше нипочем не стану делать вашу работу, когда напьетесь и сами не сможете!

— Придержите язык и дайте мне еще раз посмотреть список! — парировал горбун, отвернулся от двери и выхватил у подручного лист бумаги. — Черт меня побери, да тут ничего не разобрать! — воскликнул он, внимательно изучив список, и поскреб в затылке. — Готов поклясться, что самолично зачитал вчера их фамилии у ворот, а тут их и вправду не написано, сколько ни гляди. Ущипните меня, дружище. Может, я сплю? Я сегодня с утра пьян или трезв?

— Трезвы, надеюсь, — произнес у него за плечом спокойный голос. — Вот зашел проведать, как вы после вчерашнего.

— Как я после вчерашнего, гражданин Ломак? Только руками развожу! Вы же сами вчера утром остались в комнате ожидания посторожить этих заключенных по моей просьбе, и если вы меня спросите, прочел ли я вчера днем их фамилии у ворот тюрьмы, я готов поклясться: да, прочел! А сегодня утром в списке нет и следа этих фамилий! Что вы на это скажете?

— И что вы скажете на то, что он имел наглость отругать меня за невнимательность: мол, я не пометил двери? — вмешался обиженный подручный. — Сам-то до того напился, что ничего сделать не мог! Правую руку от левой не отличал — до того напился! Да я донес бы на него старшему тюремщику, если бы не был самым добрым человеком на свете!

— С вашей стороны было совершенно правильно простить его, а с его стороны — неправильно бранить вас, — промолвил Ломак, будто это все решало. — Мой вам совет, — прошептал он горбуну. — Не доверяйте своей памяти, она вполне может подвести вас после нашей вчерашней маленькой попойки. Понимаете, на самом деле вы никак не могли зачитать их фамилии у ворот, ведь тогда они, разумеется, должны были быть в списке. Что же касается комнаты ожидания при трибунале, имейте в виду: главные полицейские агенты знают удивительные секреты. Председатель суда осуждает и милует на публике, но есть и другие люди, могущественнее десяти тысяч председателей, которые сплошь и рядом осуждают и милуют втайне от всех. Сами знаете, кто это. Больше я ничего не скажу, но лишь порекомендую поберечь голову, а для этого ни о чем не тревожиться, кроме того списка, который вы сейчас держите в руке. Придерживайтесь его буквально — и никто ни в чем не сможет обвинить вас. А если станете поднимать шум из-за загадок, которые вас не касаются…

Ломак умолк и ребром ладони рассек воздух над макушкой горбуна. Этот жест и предшествовавшие ему намеки, по всей видимости, окончательно сбили коротышку с толку. Он уставился на Ломака в полном замешательстве, коротко и неловко извинился перед подручным и удалился, многозначительно качая уродливой головой и нервно комкая в руке список приговоренных.

— Я бы хотел взглянуть на них и удостовериться, что это те же самые мужчина и женщина, которых я стерег вчера утром в комнате ожидания. — Ломак положил руку на дверь камеры, когда дежурный тюремщик собирался снова ее запереть.

— Глядите сколько хотите, — отвечал тот. — Мало ли что этот пропойца рассказывал вам о них — наверняка он и тут все перепутал.