Когда отцветает камелия

На одной из стен висел свиток с каллиграфией, и акамэ остановилась около него, вглядываясь в лёгкие чёрные линии, нанесённые большой кистью. Это были сложные иероглифы, смысл которых она не могла разгадать, но Цубаки чувствовала всем своим существом настоящее искусство и безупречную красоту. Если бы только она тоже успела оставить после себя хоть какой-то след, один свиток, что повесят в маленьком храме или небогатом доме…

Имела ли бумага васи достаточную силу, чтобы сохранить воспоминания о недолгом существовании простой девушки по имени Цубаки?

Вздохнув, она всё же оторвалась от созерцания каллиграфии и прошла к расположенному около северного окна низкому столу. Под ним, как и говорила Хару, стоял сундук, покрытый чёрным лаком. Он оказался не заперт: внутри лежали книги и свитки, перевязанные алыми шнурками, а кое-где даже виднелись закладки, оставленные ученицей оммёдзи.

Цубаки достала древние бумаги, разложив их на столе, и ещё раз проверила, закрыты ли все раздвижные двери и окна в читальне. Обычно никто из служителей Яматомори не заходил в помещения, отведённые для оммёдзи, тем не менее она не хотела рисковать.

Поставив свечу рядом с собой, акамэ принялась за изучение выделенных Хару отрывков. В основном попадались общеизвестные легенды о богине Инари, страшные истории о лисах-оборотнях, поедающих своих возлюбленных, или же рассказы странствующих монахов о кицунэби – голубых огнях, зажигающихся на болотах.

Цубаки читала с большим трудом, часто не понимая смысла написанного или пропуская слишком сложные иероглифы, и с каждой новой книгой всё больше осознавала – это не то, что она ищет. Возможно, с самого начала затея походила на поиск иголки на дне реки и в подобных заметках не могло быть сказано ничего тайного об акамэ, но Цубаки всё равно не сдавалась.

Она закашлялась и вытерла белым платком пот, стекающий по вискам. К ночи жар, появившийся после стычки с болотным ёкаем, только усилился, и теперь слова сливались перед глазами в одно чернильное пятно, а щёки и уши пылали так, словно акамэ несколько часов не выходила из бани. Какое-то время пилюля с энергией инь помогала сдерживать этот огонь, но теперь Цубаки и правда рисковала сжечь своё тело дотла.

– Ещё немного… – прошептала она и перевернула очередную страницу. – Я могу больше не попасть сюда, это моя единственная возможность.

В саду послышался шорох, будто кто-то поскользнулся на дорожке из камней, и Цубаки тут же оторвалась от книги. Её сердце застучало где-то в горле, а в нахлынувшей тяжёлой тишине она теперь отчётливо слышала шум в собственных ушах, похожий на морской прибой. Акамэ с трудом сглотнула, прикрыла огонёк свечи руками и затаилась, боясь пошевелиться. Но снаружи больше не доносилось никаких звуков, кроме щебетания птицы, спрятавшейся в ветвях дерева гинко, которое раскинуло крону прямо над крышей читальни.

Среди бесчисленных закладок, оставленных Хару, Цубаки увидела единственную красную, почти в самом низу книжной стопки. Всё ещё не распрямляя спину, она потянулась к необычной отметке и достала покрытые пылью записки, начертанные от руки. Сшитая вместе бумага выглядела старой, и на ней даже не было обложки, поэтому имя автора и название узнать не удалось.

Красной закладкой оказалась отмечена страница, на которой виднелась выцветшая надпись: «Акамэ – истинно видящие. Руководство для мастеров искусства оммёдо».

Сердце забилось быстрее, и Цубаки, забыв об осторожности, вновь поставила свечу на стол и начала читать. На пожелтевших страницах рассказывалось о совете ками, на котором те приняли решение даровать людям божественную помощь в борьбе с миром ёкаев, а также упоминалось о необычных способностях акамэ и о том, как обучать и использовать видящих.

Цубаки стало не по себе: в этих старых записях о таких, как она, говорили с пренебрежением, словно рассказывали об очередном артефакте для изгнания нечисти. Эта несправедливость длилась уже много столетий, и божества оказались первыми, кто поощрил подобное неравенство!

Поскорее перевернув страницу, Цубаки задержалась на ней: сначала показалось, что автор случайно пропустил этот лист, оставив его пустым, но стоило присмотреться, как акамэ увидела проступающие на бумаге тёмно-красные символы.

Она поднесла свечу ближе и, напрягая воспалённые глаза, прочитала: «Руководство для акамэ, написанное кровью столетнего ёкая». Внутри всё перевернулось: если здесь вместо туши и правда использовали кровь магического существа, то никто, кроме видящих людей или по-настоящему сильных оммёдзи, не мог прочесть эту страницу. Вот оно!