Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Середина лета 1990 г. во многих отношениях стала решающим моментом в выходе Европы из холодной войны. После двух недель интенсивных встреч на высшем уровне в ЕС, НАТО и G7, от Дублина через Лондон до Хьюстона, будущая архитектура Европы вышла за рамки стадии проектирования. Как только встреча G7 завершилась, Коль вернулся в Бонн, прежде чем снова вылететь в Москву и на Кавказ, чтобы два дня торговаться по поводу политики объединения. Там он заключил с Горбачевым их эпохальную сделку по объединению Германии, выводу советских войск и экономической помощи СССР, проложив путь к провозглашению 3 октября полностью суверенной объединенной Германии. И после того, как новая ФРГ официально подтвердила линию Одер-Нейсе в качестве своей определенной восточной границы, «германский вопрос» со всеми его отголосками границ 1937 г. и эпохи Гитлера был решен.

Как выразился Буш, одно из самых глубоких изменений в европейской политике и безопасности за последнее время было «достигнуто без конфронтации, без единого выстрела, и вся Европа по-прежнему находилась в наилучших и самых мирных условиях». Даже обычно немногословный Скоукрофт выразил восторг по поводу этого момента: «Мы завершили долгий процесс, который положил конец конфронтации сверхдержав». Более того, он и Буш преуспели в том, что они считали «критическим» аспектом процесса, а именно в сохранении объединенной Германии в составе Атлантического альянса. Это они определили как единственную область, где «мы могли и действительно оказывали реальное, возможно, решающее влияние», и они оказывали его посредством переговоров «на самых высоких уровнях». Короче говоря, заявил Скоукрофт, «это была личная дипломатия в лучшем смысле этого слова». Не было какой-то масштабной и официальной мирной конференции: «Создание коалиции, консенсус, понимание, терпимость и компромисс создали новую Европу… Не было ни Версаля, ни остаточной международной горечи». Их риторика тщательно избегала формулировок «победа для “нас” и поражение для “них”». Потому что, размышлял Скоукрофт, «возможно, мы извлекли уроки из ошибок прошлого. Все были заинтересованы в исходе. Это была организованная победа во имя мира»[922].

Преднамеренная инклюзия проигравшей державы – в данном случае СССР – действительно стала заметным отличием от предыдущих постконфликтных соглашений, в частности, Версальского. Тем не менее большие вопросы все еще оставались. Германия воссоединялась, оставаясь при этом в составе НАТО и ЕС. И каждый из этих институтов развивался: НАТО открывалась как политическая организация; ЕС было вовлечено в процесс более глубокой интеграции, который, согласно Маастрихтскому договору, должен был преобразовать Европейское сообщество в Европейский союз к концу 1992 г.

Но в основном это касалось Западной Европы. Как страны Восточной Европы, освободившись от оков Варшавского договора, отнесутся к этому новому «институциональному Западу»? И что можно было бы сделать из единственного института времен холодной войны, который сумел охватить как Запад, так и Восток, – СБСЕ? Это были вопросы, которые еще предстояло решить в отношении «Новой Европы», поскольку 1990 г. приближался к концу.

Осиротевшие страны советского блока теперь быстро развивались, под лозунгами «Демократия», «Рынки» и «Европа» в качестве главных целей. В декабре 1989 г. польский парламент отказался от командной экономики и отменил «ведущую роль» коммунистической партии. Местные выборы в мае 1990 г. были полностью свободными, и в конце года Лех Валенса из «Солидарности» стал первым свободно избранным президентом страны с 1920-х гг. Первые послевоенные свободные парламентские выборы в Венгрии состоялись в марте–апреле 1990 г. Последующее коалиционное правительство стало первым со времен Второй мировой войны без участия коммунистов. Аналогичным образом, Чехословакия провела свои первые после 1945 г. свободные выборы в июне 1990-го, придав демократическую легитимность правительству президента Гавела и его программе быстрой экономической либерализации[923].

Однако такую повестку дня было легче сформулировать, чем реализовать – и не только в Праге, но и во всем бывшем советском блоке. Либерализация цен, приватизация государственных предприятий, выравнивание заработной платы и конвертируемость валюты были очень дорогостоящими мероприятиями. И все эти страны, хотя и по-разному, обращались за масштабной финансовой помощью к Западу, чтобы укрепить свои неоперившиеся демократии.