Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

В течение двух дней эмир Кувейта и его семья бежали, и вся страна оказалась под иракской оккупацией, которую осуществляли около 140 тыс. военнослужащих и 1800 танков. На самом деле Саддам Хусейн стремился стереть Кувейт с карты, сделав его самой новой и явно самой богатой частью Ирака, теперь называвшейся «19-й провинцией», и которой, согласно пропаганде Саддама, суждено навечно стать частью Ирака[963]. Немногим более чем за сутки иракский лидер не только перекроил границы, но и ввергнул регион Персидского залива в кризис, вызвав тревогу во всем мире. Аннексировав Кувейт, он теперь контролировал пятую часть известных мировых запасов нефти. Они находились менее чем в 250 милях от основных нефтяных месторождений Саудовской Аравии, что составляло еще одну пятую часть, и никто не мог быть уверен в том, где и когда Саддам намерен остановиться. Цены на нефть резко выросли, вырос и доллар, в то время как большинство мировых фондовых рынков резко упали[964].

До тех пор это было хорошее лето. Буш был убежден, что мы в целом находимся на верном пути[965]. Он достиг целей, которые действительно имели для него значение: Германия была настроена на скорейшее воссоединение и продолжение полноправного членства в НАТО; Горбачев стал близким партнером, особенно после того, как его позиция была подтверждена на съезде КПСС; бывшие советские сателлиты неуклонно двигались к демократии и капитализму; и на недавнем саммите НАТО Америка подтвердила свое лидерство в Европе в эпоху после падения Стены. «Это сложное и очень волнующее время для того, чтобы быть президентом Соединенных Штатов», – сказал Буш на встрече с издателями журналов 17 июля. «Разве это не захватывающе, если вы вспомните, как все было полтора года назад и сравните с тем, как все выглядит сегодня?»[966]

Дома тоже все было не так уж плохо. Рейтинги одобрения, согласно опросам общественного мнения, оставались стабильными на уровне 60%, и «когда я езжу по стране, – отметил Буш в своем дневнике, – кажется, что я ощущаю теплые чувства»[967]. Что, однако, не давало ему покоя, так это последствия разорвавшейся 26 июня «бомбы» с повышением налогов для решения проблемы бюджетного дефицита. Последовавшие за этим переговоры между Белым домом и Конгрессом вскоре зашли в тупик. Многие федеральные программы оказались под угрозой сокращения, в том числе расходы на оборону, которые Буш отчаянно пытался сохранить после того, как ему удалось – вопреки изоляционистам – сохранить американские войска в Германии, Европе и за ее пределами.

1 августа президент все еще беспокоился о бюджете. «В тот вечер мои мысли были заняты вовсе не Ираком, – признался он позже в своих мемуарах. – Мы были в разгаре рецессии и жестокой партийной бюджетной схватки»[968]. Проблема необходимости достижения сделки будет отвлекать Буша от внешней политики на протяжении большой части осени.

Он не так уж был удивлен вызывающими действиями режима Саддама. В течение предыдущего года иракский диктатор позволял себе все более агрессивный тон, подпитываемый неустойчивым сочетанием силы и слабости – силы, рожденной победой в жестокой войне с Ираном в период между 1980 и 1988 гг., которая сделала Ирак ведущей военной державой региона, но также и государством с огромными внешними долгами и растущей внутренней нестабильностью. После Ирана Саддам искал возможности для вмешательства в других местах. Он угрожал уничтожить Израиль химическим оружием, но все больше внимания уделял Кувейту, который он обвинил в попытке подорвать Ирак, незаконно используя иракские нефтяные месторождения в спорных пограничных районах и наводняя международные рынки дешевым топливом. Когда оскорбления и запугивания не вызвали у эмира Кувейта той реакции, которой Саддам добивался, он просто одолел своего невероятно богатого, но бессильного в военном отношении маленького соседа[969].

Но что, казалось, придало Саддаму еще больше смелости, так это его взгляд на Америку. Неверие в способность Буша вмешаться только усилило подозрительность Саддама, когда он стал свидетелем упадка Советского Союза, что сделало Вашингтон, по его мнению, мировым гегемоном, способным добиться господства на Ближнем Востоке. Саддам утверждал, что Америка не только подстрекает Израиль к военным действиям против Ирака и вступила в сговор с диссидентами с целью свержения его режима, но и руководила тем, что он считал кампанией экономического удушения его страны со стороны Кувейта. «Империалистические и сионистские круги», утверждал он, намеревались уничтожить Ирак. В июле 1990 г., в двадцать вторую годовщину захвата власти его партией «Баас» в 1968 г., он предупредил своих богатых арабских соседей во главе с Кувейтом, что иракцы «не забудут правило о том, что лучше перерезать шеи, чем лишить средств к существованию. О, Аллах Всемогущий, будь свидетелем того, что мы предупредили их»[970].