И похороны были поистине впечатляющими. Наземная война Америки во Вьетнаме длилась десять лет, унесла жизни 58 тыс. американцев и закончилась неудачей. Изгнание Саддама из Кувейта заняло всего шесть недель и унесло жизни всего 148 американцев. Финансовые издержки менее ясны, но, согласно большинству отчетов, Соединенные Штаты – что примечательно – были почти безубыточны. Бушу и Бейкеру удалось добиться обещанной помощи в размере 53,8 млрд долл., как деньгами, так и натурой, против затрат США на операции в Персидском заливе общей суммой 61,1 млрд долл. Это было еще одним свидетельством беспрецедентных усилий коалиции. Неудивительно, что эмоциональный Колин Пауэлл сказал Бушу: «Это историческое событие. В истории не было ничего подобного»[1153]
.Победа также казалась очень личной. Рейтинг одобрения Буша вскоре после окончания боевых действий составил 89% – самый высокий показатель по опросам общественного мнения для любого президента на тот момент. «Я чувствую, что Джордж Буш близок к непобедимости», – заявил Джим Руволо, демократ из Огайо, предвкушая выборы 1992 г. Средства массовой информации говорили о войне, придававшей ему «ореол непобедимости»[1154]
.И все же Буш не чувствовал себя слишком воодушевленным событиями. «По-прежнему нет чувства эйфории, – написал он 28 февраля. – Мне кажется, я знаю, почему это так. После моего последнего выступления вчера вечером Багдадское радио заявило, что мы были вынуждены капитулировать. Я вижу по телевизору, что общественное мнение в Иордании и на улицах Багдада таково, что они победили. Это такой пустяк, мелочь, но это то, что меня беспокоит. Это не было чистой капитуляцией на борту линкора “Миссури”». Как ветеран войны на Тихом океане, Буш мечтал о чем-то подобном моменту ритуальной капитуляции Японии на линкоре в Токийском заливе: «Вот чего не хватает, чтобы сделать это похожим на Вторую мировую войну – отделить Кувейт от Кореи и Вьетнама»[1155]
.Но в 1945 г. мантрой Америки была «безоговорочная капитуляция». Миссия Буша тридцать пять лет спустя была гораздо более ограниченной. Резолюции ООН санкционировали только изгнание Ирака из Кувейта и восстановление власти политических лидеров эмирата. Не было никакого мандата на марш до Багдада и свержение иракского диктатора. И Буш хорошо знал, что любая такая миссия разрушила бы коалицию и, вероятно, настроила бы арабский мир против него. Президент не питал никаких иллюзий относительно Саддама. «При всех его зверствах и ущербе, нанесенном окружающей среде, – сказал он Геншеру 1 марта, – мы не сможем сделать ничего конструктивного с Ираком, пока он там». Министр иностранных дел Германии был особенно озабочен тем, что «мы не можем позволить Ираку иметь какое-либо оружие массового уничтожения или ракеты с Саддамом Хусейном или без него». Но президент надеялся, что тяжелое поражение в Кувейте подорвет позиции Саддама внутри страны и спровоцирует государственный переворот против него: Буш, конечно, не хотел, чтобы на такой развязке остались отпечатки пальцев американцев. «Я надеюсь, что иракская армия или иракский народ просто возьмут дело в свои руки и уберут его», – воскликнул президент[1156]
.В результате Саддам остался у власти, а его оружие массового уничтожения десять лет спустя оказалось в центре другой войны, развязанной уже сыном Буша. Однако в 1991 г. все это было где-то в невообразимом будущем. Современников поражали не пределы американского успеха, а его масштабы. В 1989–1990 гг. биполярное соперничество и разделение Европы уступили место беспрецедентному сотрудничеству между двумя сверхдержавами. Но зарождавшемуся «новому мировому порядку» тогда угрожал впечатляющий акт региональной агрессии со стороны советского клиента, освобожденного от ограничений времен холодной войны. Проведенная Бушем черта на песке послала самый сильный из возможных сигналов о том, что Вашингтон не позволит миру после окончания холодной войны скатиться к анархии – используя американскую мощь в рамках международного сотрудничества для поддержания порядка и стабильности.