И характер этой американской власти оказался откровением. Кувейт стал первым случаем, когда Соединенные Штаты вступили в крупный конфликт за почти два десятилетия, тем самым позволив миру взглянуть на свой современный арсенал. Никогда прежде высокоточные бомбы и ракеты не играли решающей роли в войне. Ученые мужи стали одержимы точностью своих лазеров и миниатюрных компьютеров. Представители коалиции заявили, что менее 0,1% такого оружия, выпущенного по иракским военным целям, сбились с пути и попали в гражданские районы. Последствия для иракской армии – четвертой по численности в мире – были разрушительными. Она воевала так, словно это был конфликт времен холодной войны, используя оружие в основном из СССР и Китая. Особое внимание боевым характеристикам уделял Пекин, и там были откровенно шокированы технической революцией Америки. В результате КНР полностью пересмотрела китайскую концепцию ведения войны, приняв лозунг «современные локальные войны в условиях высоких технологий». Однако, какими бы ни были эти усилия, было ясно, что с точки зрения техно-войны новый военный мировой порядок оставил Соединенные Штаты в одиночестве в их собственной лиге[1157]
.В посткувейтском мире, заявил заместитель советника по национальной безопасности Роберт Гейтс, «никто не ставит под сомнение реальность существования только одной сверхдержавы и ее руководства»[1158]
. В равной степени кувейтский кризис подчеркнул ослабление мощи и влияния Советского Союза. И все же концепция нового мирового порядка Буша в дипломатическом плане основывалась на идее двух столпов. И Коль изо всех сил старался напомнить об этом президенту, когда они разговаривали по телефону 7 марта. После соответствующих слов поздравления канцлер Германии перевел разговор на Горбачева: «Он обдумывает пути и средства того, как он снова может оказаться в кадре. Он хочет быть игроком»[1159].Буш был в великодушном настроении, приукрашивая советские миротворческие миссии: «Меня это не беспокоит. У нас не было никаких проблем с его попытками заключить мир». Он заверил Коля: «Я буду поддерживать связь с Горбачевым. Я не откажусь от него. Мы очень обеспокоены тем, что происходит в Советском Союзе, но он президент, и мы будем иметь дело с ним».
Это было именно то, что Коль хотел услышать: «Да, это очень важно. Джордж, было бы очень хорошо, если бы ты время от времени давал ему это понять, делая замечание здесь и жест там, потому что с психологической точки зрения очень важно, чтобы он утвердился в этом мнении».
«Это хорошая мысль, – ответил Буш. – Я воспользуюсь твоим советом»[1160]
.Серьезное отношение к Горбачеву также было темой разговора Буша с Шеварднадзе 6 мая. Несмотря на неофициальный визит, бывшему советскому министру иностранных дел была дана специальная аудиенция в Белом доме из-за уважения, с которым к нему по-прежнему относились. Он подробно рассказал о своих опасениях за будущее своей страны и за ее отношения с Соединенными Штатами. Шеварднадзе выразил тревогу по поводу того, что он назвал «паузой в наших отношениях», вызванной кризисом в Персидском заливе. (Этот термин «пауза» был, конечно, отголоском шестимесячного перерыва после вступления Буша на пост президента, который так выбил Кремль из колеи.) «Я боюсь этой паузы. Мы не можем допустить, чтобы динамика этих отношений скатилась назад. Господин Президент, что бы ни происходило в Советском Союзе, американо-советские отношения будут определять политический климат до конца века».
Далее Шеварднадзе напомнил Бушу, что они с Горбачевым не встречались с ноября 1990 г., да и последняя встреча была короткой – в кулуарах парижского СБСЕ. Планировалось провести саммит в декабре, но эта встреча была перенесена на март 1991 г., а затем на лето. Поэтому Шеварднадзе умолял Буша назначить дату. В ответ президент упомянул о нерешенных проблемах, связанных со стратегическими и обычными вооруженными силами, которые стоят на пути соглашения о контроле над вооружениями. Он также упомянул о пошатнувшейся советской экономике и вопросе независимости Прибалтики. Но он продолжил: «Я хочу встречи на высшем уровне… Я бы хотел провести саммит таким образом, чтобы укрепить позиции Горбачева».
Буш вспомнил «всю тяжелую работу, которую мы проделали над этими отношениями», настаивая на том, что «я беспокоюсь о том, чтобы они оставались прочными. Некоторые критикуют нас за то, что мы держимся слишком близко к Михаилу Горбачеву». Однако он заверил Шеварднадзе: «Мы будем относиться к нему с уважением и по-дружески, пока он президент»[1161]
.Глава 7.
Русская революция
1. Танки в Москве. 19 августа 1991 г.
2. Михаил Горбачев и Борис Ельцин на трибуне. Москва, 23 августа 1991 г.
3. Леонид Кравчук, Станислав Шушкевич, Борис Ельцин. После подписания Беловежских соглашений о создании СНГ. Резиденция «Вискули», Белорусская ССР, 8 декабря 1991 г.