Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

И все же они возникли. Буш никогда не мог расслабиться. Французы не участвовали в первоначальной кампании бомбардировки целей внутри Ирака. Министр обороны этой страны заявил, что Франция будет участвовать в военных действиях только на территории самого Кувейта – как способ продемонстрировать независимость своей страны в мировых делах[1143]. Что еще хуже, по мнению Буша, Советы все еще раскачивали лодку. 18 января Горбачев позвонил Миттерану, чтобы предложить совместную политическую инициативу. Затем он поговорил с Колем, зная, что Геншер поддержал несколько мирных инициатив и что немецкая общественность была расколота из-за войны в Ираке. Однако канцлер не отступил и пообещал выделить до 6,7 млрд долл. на расходы вооруженных сил США и еще 4,3 млрд долл. на расходы других государств коалиции. ФРГ также направила в Турцию символический контингент из 18 истребителей с 270 пилотами и обслуживающим персоналом. Но это было все, что Коль мог сделать юридически: политический консенсус Германии в то время заключался в том, что Основной закон запрещает посылать немецких солдат в зоны боевых действий, особенно за пределы зоны НАТО[1144].

Горбачев также попытался воздействовать на Буша, но безрезультатно. Но Джим Бейкер, казалось, колебался. 29 января, когда Буш готовился к своему вечернему обращению к конгрессу «О положении страны», Скоукрофт сообщил ему о неожиданном советско-американском совместном заявлении, зачитанном на камеру Александром Бессмертных, недавно назначенным преемником Шеварднадзе после долгих колебаний Горбачева, который посетил Госдепартамент для переговоров. В нем содержалась фраза: «Министры по-прежнему считают, что прекращение боевых действий было бы возможно, если бы Ирак взял на себя недвусмысленное обязательство вывести войска из Кувейта», подкрепленное «немедленными конкретными шагами, ведущими к полному соблюдению резолюций Совета Безопасности». Скоукрофт был «ошарашен», а Буш абсолютно «взбешен». Сразу по прибытии на Капитолийский холм президента стали спрашивать об этом заявлении, что вынудило Белый дом перейти в режим минимизации ущерба как раз в тот момент, когда он мог попасть в заголовки газет после выступления Буша. После бессонной ночи Бейкер принес президенту пространные извинения: это был редкий случай, когда жесткий госсекретарь не сумел идти в ногу с президентом. Бессмертных в полной мере воспользовался этим упущением[1145].

Незадолго до начала наземной войны Бушу пришлось отражать очередную дипломатическую вылазку Горбачева[1146]. В трех телефонных звонках за три дня советский лидер, который в очередной раз отправил Примакова в Ирак, чтобы попытаться достичь сделки, призвал Буша прекратить бомбардировки, потому что они, вроде бы, были на грани успеха. 23 февраля Горбачев был в особенно напористом настроении. «После нашей беседы вчера ночью произошло событие, которое изменило ситуацию. В Багдаде сделано официальное заявление о согласии на полный и безоговорочный вывод войск из Кувейта, в соответствии с резолюциями ООН, из столицы Кувейта. Причем из Эль-Кувейта вывод будет осуществлен за четыре дня. Таким образом, Саддам Хусейн поднял белый флаг». Итак, Горбачев уверенно продолжил: «Таким образом, создалась новая ситуация, которую надо взвесить и договориться, что делать дальше».

«Спасибо, сэр», – холодно сказал Буш. В канун решающего момента у него не было никакого желания выступать как «мы». Он напомнил Горбачеву, что «за ночь было подожжено еще несколько нефтяных скважин», несмотря на заявления Ирака о том, что Буш лжет, выдвигая такое обвинение, и что войска Саддама «продолжают использовать тактику выжженной земли и тянут время». Все это, по его словам, «оказало глубокое влияние на меня и на других партнеров по коалиции». Поэтому он заметил принципиальное расхождение между Вашингтоном и Москвой. «Вы думаете, что они согласились на безоговорочный вывод войск, а мы и другие, кто с нами, с этим не согласны. Давайте не позволим этому разделить США и Советский Союз, – предупредил он Горбачева. – Есть вещи гораздо более серьезные, чем этот пожар, который очень скоро закончится».

«Джордж, давай сохранять хладнокровие», – ответил советский лидер. Им обоим удалось закончить свой разговор более сдержанно, но Буш не сдвинулся с места в своем главном вопросе: «Михаил, я ценю этот настрой, но я не хочу создавать ложного впечатления, что у нас еще есть время»[1147].

Наземная война должна была начаться на следующий день, 24 февраля. Признав, что «судьба Саддама предрешена», Горбачев отозвал Примакова из Багдада. «Мы обречены дружить с Америкой, – простонал его помощник Анатолий Черняев. – В противном случае мы столкнемся с изоляцией, и все снова пойдет наперекосяк». Он сказал президенту, что они должны прекратить любые дальнейшие контакты с Саддамом. «Ты прав! Теперь в этом нет смысла, – воскликнул Горбачев. – Это новая эра»[1148].