В рождественский период комментаторы перевели дух, воспользовавшись возможностью поразмыслить о способностях Буша как лидера. В «Нью-Йорк таймс» Р.У. Эппл описал президентство «балансирующим между успехом и неудачей», в год, который должен был стать решающим. Если ближневосточный кризис превратится либо в «кровавую бойню», либо в «затяжной тупик», предсказывал Эппл, то это может «нанести ему такой же ущерб, какой Вьетнам нанес Линдону Б. Джонсону». Как и Джонсону, Бушу может оказаться «чертовски трудно» обеспечить две вещи, которые «наиболее важны для американского электората: мир и процветание»[1126]
. Разобрав эту двойственность, другие эксперты снова отметили контраст между Бушем за границей и дома. И действительно, высшее признание «Человеком года» по версии журнала «Тайм» 7 января 1991 г. было выражено удивительно двойственным способом. На обложке был изображен дружелюбный, но сдвоенный, почти двуглавый Джордж Буш-старший, который в 1990 г. «казался двумя президентами»: «один демонстрировал командное видение нового мирового порядка; другой не проявлял особого видения своей собственной страны». Внутри в одной статье говорилось о том, как 1 августа президент быстро принял вызов, брошенный вторжением Саддама в Кувейт: «Это был момент, к которому он готовился всю жизнь, эпохальное событие, которое подтвердило его предвыборный лозунг: “Готов быть великим президентом с первого дня”». Но, в то время как внешняя политика Буша, утверждал «Тайм», была «примером решимости и мастерства», его «внутренний облик» был «столь же сильно замаскирован колебаниями и замешательством». Центральным элементом обвинительного заключения журнала было то, что он «прыгал и бился» во время октябрьского бюджетного кризиса, «как выброшенная на берег рыба»[1127].3 января 1991 г. был созван 102-й конгресс. Судя по тому, что настроение на Капитолийском холме начало ухудшаться, президент решил запросить его официальное разрешение на применение силы. Однако его письмо от 8 января было составлено так, чтобы избежать каких-либо предположений о том, что по конституции он должен получить одобрение Конгресса. Вместо этого он попросил законодателей «принять резолюцию, в которой говорится, что Конгресс поддерживает использование всех необходимых средств для выполнения Резолюции № 678 Совета Безопасности ООН». Такие действия, по его словам, «послали бы Саддаму Хусейну максимально ясный сигнал о том, что он должен без каких-либо условий или задержек уйти из Кувейта. Что-либо меньшее только поощряло бы непримиримость Ирака; что-либо другое рисковало бы отвлечь внимание от международной коалиции, созданной против агрессии Ирака». Само письмо вошло в историю, став первой подобной просьбой президента со времен резолюции по Тонкинскому заливу 1964 г., санкционировавшей применение силы во Вьетнаме[1128]
.Пока Палата представителей и Сенат обсуждали его просьбу, внимание переключилось на Женеву, где 9 января Бейкер наконец встретился с Азизом, как это ранее обещал президент. Госсекретарь передал своему иракскому коллеге запечатанное письмо Буша Саддаму. Прочитав фотокопию, Азиз сказал, что не понесет ее своему лидеру, пожаловавшись, что Буш не использовал «вежливые выражения». Толкнув конверт на середину стола, он заявил: «Мы принимаем войну». В письме, которое впоследствии опубликовал Буш, было повторено его требование, чтобы Саддам вывел свои войска из Кувейта, и в нем было мало нового. Но отказ Азиза от письма был воспринят как символ непреклонной позиции Ирака и помог повлиять на дебаты на Капитолийском холме. «Он обманул нас», – сказал конгрессмен Джон Мерта, демократ из Пенсильвании[1129]
.