Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Не случайно пять дней спустя премьер-министр Павлов сам бросил вызов Горбачеву, воспользовавшись отсутствием советского лидера на заседании Верховного Совета. Павлов, за которым последовали Язов и Крючков, произнесли страстные речи о кризисе, с которым столкнулась страна, и о неудачах Горбачева как лидера. Павлов продолжал требовать дополнительных полномочий, которыми до сих пор обладали только Горбачев или парламент, – например, выступать с законодательными предложениями, иметь большую роль в разработке экономической и социальной политики, а также контролировать центральные банки и налогообложение. Либеральный мэр Москвы Гавриил Попов 20 июня в частном порядке предупредил посла Мэтлока, что наступление Павлова было первым шагом к перевороту. Это сообщение передали через Буша Горбачеву, который был благодарен, но пренебрежительно сказал: «Это на 1000% невозможно». Он заверил президента, что держит этот вопрос «под контролем». На следующий день требования Павлова были отклонены в Верховном Совете 262 голосами против 24. Горбачев отругал своих министров, но предпочел никого не увольнять. Когда они с каменными лицами стояли рядом с ним, он с широкой ухмылкой сказал журналистам: «Переворот окончен»[1308].

Месяц спустя Горбачев и Ельцин устроили праздничный ужин по случаю утверждения проекта Союзного договора. Тем не менее это был компромисс, потому что Горбачев хотел сильной федерации с эффективным центральным правительством, которое продолжало бы обладать существенными полномочиями. Ельцин предпочитал гораздо более слабый союз, похожий на конфедерацию, что, очевидно, благоприятствовало бы России как доминирующей республике. Проект был больше по душе Горбачеву, потому что новое союзное государство сохраняло за собой ответственность за оборону, дипломатию и общий бюджет[1309].

Как и следовало ожидать, это вызвало очередной всплеск политического протеста со стороны партии консерваторов и военно-промышленного лобби – на этот раз выразившийся очень громко в «Советской России». Обращение «Слово к народу», подписанное, в частности, генералами Борисом Громовым и Валентином Варенниковым, предупреждало, что «Родина, страна наша, государство великое… гибнет, ломается, погружается во тьму и небытие… Как случилось, что мы на своих оглушающих митингах, в своем раздражении и нетерпении, истосковавшись по переменам, желая для страны процветания, допустили к власти не любящих эту страну, раболепствующих перед заморскими покровителями, там, за морем, ищущих совета и благословения?» Но проект Союзного договора был одобрен на пленуме ЦК КПСС 25–26 июля 1991 г. вместе с проектом противоречивой новой программы партии – скорее социал-демократической, чем коммунистической. Горбачев, казалось, снова стал главным. Он испытывал чувство удовлетворения от того, как далеко продвинулась страна с весны 1985 г., когда он пришел к власти. «Складывались реальные предпосылки для того, чтобы вытащить страну из кризиса и масштабно продвинуть начатые демократические преобразования, – вспоминал он. – Я уехал в отпуск 4 августа, не сомневаясь, что через две недели в Москве в торжественной обстановке будет подписан Союзный договор, откроется новый этап наших реформ»[1310].

***

Он завершал июль еще и с двумя значительными и взаимосвязанными внешнеполитическими достижениями: первое участие СССР во встрече G7 и первый президентский визит Буша в Москву.

Саммит сверхдержав должен был состояться гораздо раньше в этом году, но он был перенесен с февраля из-за событий в Прибалтике, а затем снова с марта из-за войны в Кувейте и сохраняющихся проблем с соглашениями о вооружениях. Также росли сомнения в отношении самого Горбачева. Как позже вспоминал Бейкер, «отставка Шеварднадзе, непримиримость советских военных в вопросе контроля над вооружениями и репрессии в Литве в январе 1991 года заставили меня еще более настороженно относиться к перспективам Горбачева». Точка зрения администрации заключалась в том, чтобы «вытянуть из Советов как можно больше, прежде чем произойдет еще больший поворот вправо или переход к дезинтеграции». И путь к этому заключался в том, чтобы «поддерживать наши отношения с Михаилом Горбачевым» до успешного завершения, по крайней мере, миссии в Персидском заливе, заключения договора о СНВ и обеспечения того, чтобы ДОВСЕ не развалился[1311].