Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

В предыдущем году хьюстонская «Большая семерка» заказала МВФ, Всемирному банку, ОЭСР и ЕБРР совместный доклад о советской экономике. Их изложенный на 2 тыс. страниц анализ, основанный на нескольких «миссиях по установлению фактов», ездивших в Москву осенью 1990 г., и опубликованный в январе 1991 г., настоятельно рекомендовал радикальный подход к снижению контроля над ценами и ускорение приватизации. План Явлинского пытался это сделать; действительно, он опирался при этом на помощь различных американских советников, включая двух профессоров из Школы Кеннеди в Гарварде, Грэма Эллисона и Роберта Блэквилла. Но администрация по-прежнему была настроена скептически. Бейкер считал, что русские могут «утонуть в море западных ”советов”, потому что они не знают, как их отфильтровать и воплотить в конкретные действия». Роберт Зеллик, личный шерпа Буша на G7 1991 г., предупредил, что «большая сделка» была «опасной иллюзией». Заместитель Бейкера Лоуренс Иглбергер был столь же пренебрежителен: «Экономическая программа, написанная в Советском Союзе и усовершенствованная в Школе Кеннеди? Что может быть лучше? По крайней мере, они идеологически совместимы». Это было перебором, учитывая, что во время избирательной кампании 1988 г. Буш поставил под сомнение полномочия своего оппонента, демократа Майкла Дукакиса, презрительно заявив, что он получил свою «внешнюю политику из бутика в Гарвард-Ярде». В любом случае, было ясно, что Горбачев не был твердым сторонником плана Явлинского и предпочитал консервативный подход Павлова. Ничто из этого не внушало американцам уверенности[1317].

Столь же убийственным было то, что Горбачев разбрасывался невыполнимыми просьбами о помощи. Например, в марте он обсудил с Миттераном идею вступления в МВФ, подкрепленную пятилетним соглашением о предоставлении кредита в размере 15 млрд долл. в год. Затем, в середине апреля, он сказал Колю, что хочет получить 30 млрд немецких марок в виде двусторонней помощи и вклада Германии в многосторонние инициативы. В разговоре с Бушем той весной просьба Горбачева заключалась в предоставлении зерновых кредитов на сумму 1,5 млрд долл., которые Белый дом продолжал откладывать из-за поведения СССР в отношении ДОВСЕ, СНВ и стран Балтии. «Парень, похоже, этого не понимает, – сказал президент своим сотрудникам. – Похоже, он думает, что мы обязаны ему экономической помощью, потому что мы поддерживаем его политически. Мы должны преподать ему урок основ экономики. Бизнес есть бизнес. Займы должны предоставляться по разумным финансовым и коммерческим соображениям»[1318].

В мае Горбачев и Буш провели два продолжительных телефонных разговора, пытаясь заложить основы для встречи G7, которую Вашингтон категорически не хотел превращать в «сессию финансовых обещаний»[1319], и для саммита сверхдержав. 11-го числа Горбачев был совершенно откровенен в своем обращении: «Когда я обращаюсь к тебе, Джордж, за помощью, это потому, что я нахожусь в такой ситуации. Мне это действительно нужно». Президент был столь же прямолинеен: «В духе откровенности, наши эксперты не верят, что антикризисная программа Павлова достаточно быстро продвинет вас к рыночной реформе. Если будут предприняты дополнительные шаги в направлении рыночных реформ, тогда мы могли бы сделать больше и помочь, особенно с международными финансовыми организациями». Советский лидер не стал откладывать, попросив о прямых переговорах с G7 и приглашения для себя принять участие в Лондонском саммите[1320].

27 мая Буш выдвинул свою повестку дня московской встречи. «Михаил, как ты? Я звоню, чтобы сказать, что я действительно хотел бы поехать на саммит, если мы сможем достичь соглашения по ДОВСЕ и получить соглашение о СНВ». Оба вопроса все еще требовали существенной работы экспертов, и обычные вооруженные силы были особенно трудным вопросом, потому что американцы были в ярости из-за того, что Советы отступили от того, что было подписано в Париже. Буш, который обвинил в этом «изменение политической расстановки сил в Кремле», призвал Горбачева выйти из тупика и восстановить доверие, необходимое для завершения переговоров по СНВ. «Это было бы историческим шагом, и я очень хочу приехать в Москву. Михаил, я действительно хочу туда приехать». Президенту не терпелось возобновить работу по построению своего нового мирового порядка[1321].