Буш решил, что он может использовать энергичную политику помощи России в своих политических интересах в год выборов. Вот почему его объявление 1 апреля о 24 млрд долл. в прямом эфире Си-эн-эн было намеренно приурочено к тому, чтобы затмить его главного соперника от Демократической партии, губернатора штата Арканзас Билла Клинтона, который должен был выступить со своей первой крупной внешнеполитической речью в Совете по международным отношениям в Нью-Йорке всего через двадцать минут. Именно поэтому законодательство, разрешающее эту помощь, было пышно названо «Законом о поддержке СВОБОДЫ»[1453]
Оправдывая перед американским народом предоставление такого пакета помощи, Буш пытался играть в обе стороны. «Это не такая уж огромная сумма денег», – заверил он тех, кто беспокоился об экономике. Это было правдой. МВФ и Всемирный банк, как он справедливо объяснил, будут «основным источником финансирования». Более того, он пообещал, что «новые значительные торговые отношения могут создать рабочие места прямо здесь, в этой стране». Но он также облачился в мантию историка. «На протяжении более сорока пяти лет высшей обязанностью девяти американских президентов, демократов и республиканцев, было ведение холодной войны и победа в ней. Для меня было честью работать с Рональдом Рейганом над этими широкими программами». Теперь, продолжил он, для него самого будет привилегией (подразумевается, что при избрании на второй срок) «вести американский народ к завоеванию мира, обнимая людей, так недавно освобожденных от тирании, чтобы приветствовать их в сообществе демократических наций»[1454]
.Это была рискованная стратегия: 55% американцев хотели, чтобы иностранная помощь была сокращена, еще 40% считали, что ее не следует увеличивать. Но Буш и его советники решили в качестве предвыборного актива использовать тот неопровержимый факт, что он был президентом, занимающимся внешней политикой. «Ничего не делать было бы безответственно, – сказал он скептически настроенным журналистам. – Соединенные Штаты должны продолжать лидировать». Бейкер был доволен. Еще в декабре 1991 г. он убеждал Буша: «Исторически вы прошли первые два испытания – освобождение Восточной Европы и освобождение Кувейта, но теперь историки будут рассматривать их как примечания к вашей реакции на нынешний кризис»[1455]
. Несколько месяцев спустя Буш уже не действовал в режиме простого реагирования. Возможности, открывающиеся по всему бывшему СССР – не только в ельцинской России, но и во всех государствах-преемниках, – и, как сказал Никсон, способные иметь последствия для всего мира, если их демократический переход провалится, – все это попало в цель. Еще в 1989-м, будучи только что избранным президентом, Буш колебался. В 1990–1991 гг. он в основном отвечал на вопросы, поставленные на повестку дня другими, прежде всего Колем и Горбачевым. Но к 1992 г., после победы Америки в Персидском заливе и распада СССР, Джордж Буш-старший был готов повести за собой страну. Он обрел свой голос как международный лидер и увидел свой шанс – и свой долг – повлиять на будущее нового мира, который теперь открывался на постсоветском пространстве.И все же предложенный Бушем Закон о поддержке СВОБОДЫ все еще был лишь законопроектом: его должны были принять две палаты Конгресса – обе контролировались демократами со значительным большинством голосов. Поэтому он и Бейкер начали кампанию, чтобы заручиться поддержкой общественности и Конгресса в отношении своей политики помощи России[1456]
– делать то, что Буш назвал «самой важной внешнеполитической возможностью нашего времени». 9 апреля Бейкер дал показания перед Сенатским комитетом по международным отношениям. «Сегодня, – сказал он, – мы сталкиваемся с совершенно иной и новой ситуацией, у нас есть шанс построить подлинный мир, основанный на общих демократических ценностях, построить демократический мир с Россией и Евразией. Демократический мир был бы подлинным миром; это было бы не просто отсутствие войны. Это цель, достойная американского народа, и мы думаем, что это цель, которую все американцы будут готовы поддержать». В тот же день Буш занял аналогичную позицию в отношении Американского общества редакторов газет. «Успех реформ в России и Украине, Армении и Казахстане, Беларуси и странах Балтии станет единственной лучшей гарантией нашей безопасности, нашего процветания и наших ценностей», потому что, настаивал он, «настоящие демократии» не воюют друг с другом. И, предупредил он, «провал демократического эксперимента может привести к мрачному будущему, возвращению к авторитаризму или погружению в анархию»[1457].