Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Американские СМИ были удивлены и впечатлены. «Соглашение по вооружениям позволило мистеру Бушу вновь оказаться в центре международного внимания и перейти в политическое наступление», – отметил американский журналист Р.У. Эппл, представив Буша «в его любимой роли опытного международного переговорщика и миротворца, хотя после войны в Персидском заливе эта роль, с точки зрения общественного мнения, понемногу стала затушевываться заботами о здравоохранении, рабочих местах, образовании, окружающей среде и авторитете политиков»[1465]. Буш воспользовался этой возможностью, чтобы возобновить свой призыв помочь России, используя, в свою очередь, образ Ельцина-миротворца в качестве дополнительного аргумента. Президент говорил об экономической помощи как об «инвестициях в новое столетие мира с Россией». Впадая в лирику, он сказал, что «история предлагает нам редкий шанс, шанс достичь того, что дважды в этом столетии уже ускользало от нашего понимания. Это такое видение, которое дважды гибло на полях сражений в Европе, видение, которое давало нам надежду во время долгой холодной войны, мечта о новом мире свободы»[1466].

На следующий день, 17 июня, Ельцин отплатил Бушу своим ярким выступлением перед общим заседанием Конгресса. Он вошел в переполненный зал под бурные овации, которые, по мнению некоторых журналистов, соперничали с приемом, оказанным в Конгрессе самому Бушу после триумфа Америки в Кувейте. Энтузиазм был особенно удивительным, поскольку до прибытия Ельцина в Вашингтон мало кто на Капитолийском холме думал, что тот превзойдет своего кремлевского предшественника, которого до сих пор помнят по «Горбимании», поразившей американцев в 1987 и 1988 гг. Но Ельцину действительно удалось произвести впечатление – своей поразительной фигурой, возвышавшейся над трибуной, с зачесанными назад серебристыми волосами и широкой улыбкой. Под скандирование «Борис, Борис, Борис» он получил еще не менее тринадцати оваций и поклялся, что «идол коммунизма рухнул и никогда больше не воскреснет». Больше не было никаких скользких разговоров о реформированном ленинизме или омоложении в стиле перестройки: «Опыт последних десятилетий научил нас, что у коммунизма нет человеческого лица. Свобода и коммунизм несовместимы». Легко переключаясь с откровенности на юмор, переходя от лекции к лоббированию, он заверил американских законодателей, что теперь они могут доверять России: «Больше никогда не будет лжи», – и напомнил им о драматических днях августа 1991 г., когда он своим собственным телом заслонил демократию и свободу от посягательств. «Сегодня в России отстаивается свобода Америки», – заявил он, и это стало еще одним примером его очевидного стремления, в отличие от Горбачева, открыто поддерживать американские ценности, по крайней мере на словах[1467].

Ельцин оказал особое влияние на демократов в Конгрессе, решительно противодействовавших выделению денег для Москвы. «Дело не столько в том, что Ельцин покорил их всех, – сказал один из сотрудников Сената, – сколько в том, что его появление улучшило атмосферу, в которой будет проходить голосование… Теперь людям будет политически легче голосовать за это»[1468]. Но комментаторы согласились, что результат будет зависеть от того, насколько Буш готов выкручивать руки, чтобы привлечь на свою сторону законодателей, естественно, больше озабоченных в год выборов помощью американцам, а не русским. Помогло то, что на саммите президент объявил, что они подписали соглашения о предоставлении России статуса «наиболее благоприятствуемой нации» в торговле и о либерализации правил для американских инвестиций в России. Администрация подчеркнула, что это открыло двери американскому бизнесу и, следовательно, создаст рабочие места для американских рабочих[1469].

Чтобы закруглить саммит и поднять его значение, Буш и Ельцин подписали высокопарно названную «Хартию американо-российского партнерства и дружбы», взяв на себя обязательство совместно защищать и продвигать «общие демократические ценности, права человека и основные свободы»[1470]. Буш назвал их встречу «саммитом нового типа, встречей не между двумя державами, борющимися за глобальное господство, а между двумя партнерами, стремящимися построить демократический мир». После церемонии подписания президент США заявил: «Успех российской демократии укрепит безопасность каждого американца». Вторя Ф.Д. Рузвельту, он сказал: «Это означает будущее, свободное от страха». И именно поэтому, добавил он, «я призываю Конгресс быстро принять меры по Закону о поддержке СВОБОДЫ, чтобы американская поддержка достигла России, когда она больше всего нужна, прямо сейчас»[1471].