Когда плачут драконы (СИ)

В какой-то книге он читал, что в пещерах может быть невероятно интересно. Наскальные рисунки древних людей, подземные озера, известковые сосули, растущие не только из потолка, но и из пола, но Одже ничего этого не видел. Света лучины хватало аккурат на половину шага, а факел запаливать Одже почему-то не решался. Все-таки в гости шел, да не к кому-нибудь, а к самой Божественной Триаде: тут раболепие надо было выказывать, а не наглость. А то превратят без разговоров в ящера — вот это будет веселье!

Одже усмехнулся и тут же вздрогнул от гулкого эха, разнесшего этот звук в разные стороны. Вот странность: а ведь Одже был уверен, что здесь всего один проход — сквозь гору и до самой Долины. А по всему выходило, что справа и слева другие коридоры ветвились. Может, один из них вел прямиком в Заповедную пещеру? Это было бы неплохо: Одже, признаться, не желал неожиданных встреч в Долине. Вдруг там еще какой дракон на лето остался и он начнет Одже претензии по поводу его вторжения предъявлять? Так можно и в драконьем желудке свои дни закончить, не увидев Создателей.

Однако соваться, не зная броду, в какой-либо из неизвестных ходов было еще хуже. Заплутает в темноте, запутается в хитросплетениях коридоров — и пиши пропало.

Вот только и в Заповедной пещере Одже наверняка ждала та же участь. В «Сказаниях» ведь ни слова не говорилось о том, куда именно направились люди в поисках Жезла Могущества. Рассказывалось, что боги встретили их и сами провели в свои покои. Вряд ли Одже удостоится такой же чести, а это значило, что ему надлежало принять решение, куда двигаться дальше. Или повернуть назад и возвратиться в Армелон не солоно хлебавши. Зато живому и почти даже не поцарапанному.

Одже снова усмехнулся и сделал решительный шаг вперед. И замер, услышав рядом трудное горячее дыхание.

Во тьме грота вспыхнули три пары драконьих глаз…

* * *

Беата отчаянно скучала. Слишком давно она не видела Одже и просто не знала, куда себя деть. Даже не думала, что настолько привыкла к этому убогому и их ежедневным встречам, однако просыпалась ни свет ни заря и целый день маялась от безделья. Что только ни перепробовала. И комнату свою расписать, презрев все запреты, — да не было настроения: и картинки в голову не приходили, и рука отказывалась выводить даже простейшие узоры. И прогулку по красивым местам устроить — да только вовсе не такими уж и красивыми они выглядели без Одже, и любоваться ими не хотелось, и радость, столь прочно поселившаяся у Беаты в душе, не просыпалась.

Все казалось постылым.

И Беата, сколь бы ни отказывалась в этом себе признаваться, знала причину.

Ну что ей было с ним делать?

Злость прошла, едва лишь Беата увидела его болезненно побелевшее лицо. И даже не явная ревность Одже была тому причиной. А острая жалость: ее месть удалась на славу. Все ожидания переплюнула, но так по Одже ударила, как Беата и не хотела вовсе. А уж когда он стрелу наградную сломал...

Только гордость не позволила броситься к нему и все объяснить. Как бы ни было Беате обидно из-за его пренебрежения, подобной расплаты Одже вряд ли заслуживал. Другой на его месте взобрался бы на помост, разбил нос Хедину, а Беату перекинул бы через плечо и унес с площади назло всем злопыхателям. И Беата, пожалуй, пофыркала бы, но смирилась, довольная результатом.

Однако влюбилась она совсем в другого парня. Неуверенного, бестолкового, не знающего, как выглядит наглость. Зато готового отдать последнее за одну Беатину улыбку. А то, что он ее поцеловать отказался...

Так наверняка же были у Одже весомые причины, о которых Беата предпочла не задумываться. Помнится, она и в прошлый раз сочла, что он посчитал ее толстой и потому не захотел с ней знаться. А на деле вон что оказалось.

Вероятно, задержись Одже на площади хоть на минуту, взгляни на Беату, сделай шаг к помосту, — и она забыла бы обиду. Бросилась ему на шею, заставила себя услышать и выдернула бы из читаемого во всей его позе отчаяния. Но Одже просто развернулся и ушел. И Беата не заставила себя побежать за ним. В конце концов, хоть небольшое наказание он заслуживал, чтобы в следующий раз ценил ее благоволение. Помается ночь, а поутру сам придет. А уж Беата его не пропустит.

Однако на следующее утро она все глаза проглядела, пытаясь заметить Одже возле своего дома. Знала, что внутрь зайти он не решится, но даже предположить не могла, что вовсе не явится. Или она действительно слишком сильно задела его своим поступком, или, напротив, ему было все равно? Может, Одже вовсе и не терял из-за нее головы? Может, тоже всего лишь выгодную дружбу искал, а как понял, что не выгорело...