Когда плачут драконы (СИ)

Новое утро выдалось на загляденье: солнечное, теплое, самое подходящее для прогулки, и Беата особенно остро ощутила, как ей их не хватает. Поэтому на ходу сунула себе в рот вчерашнюю плюшку, захватила на всякий случай еще пару с собой и снова поспешила к городской тюрьме. Только притаилась на этот раз не у парадного входа, а пробралась огородами к черному: уж за водой-то Одже точно выйдет. А Беате стало жизненно необходимо его увидеть. В душе вдруг проснулось странное беспокойство. Беата не могла понять причину, но и избавиться от него ей было не под силу; и только Одже сумел бы его развеять. У него всегда это получалось: одной лишь улыбкой Одже умел внушить Беате, что все ее беды вовсе не так страшны, как ей казалось, потому что он всегда поддержит, заступится, возьмет на себя самое сложное. Что бы Беата ни думала о себе, а первый шаг как раз всегда делал Одже. Страшась, смущаясь, не надеясь на ее благосклонность, он все же рисковал снова и снова...

Беата вцепилась в забор, ограждающий задний двор тюрьмы. Оба виноваты — вместе и расхлебывать. Так чего же она здесь караулит, внутрь не идет? И так столько времени потеряла — зачем продлевать обоюдные мучения?

Беата решительно обогнула здание и не менее решительно толкнула входную дверь...

И оторопела оттого, что та не двинулась с места.

Одже никогда не запирался, радуясь любому гостю. Или Беата к ним отныне не относилась? Или он совсем... отвернулся от людей из-за ее предательства?

Беата вспомнила изменившееся до неузнаваемости лицо Одже после своих нежностей с Хедином и изо всех сил забарабанила в дверь. Внутри что-то тревожно замерло, однако раздавшиеся почти следом шаги позволили Беате выдохнуть. Отозвался — уже хорошо. Остальное будет зависеть только от Беаты.

Она нацепила на лицо вызывающую улыбку и приготовилась встретить изумленного ее появлением Одже парой острых фраз. Но за распахнутой дверью неожиданно оказался патлатый пацан — ровесник Беаты — с выражением полнейшего безразличия на лице.

— Чего тебе? — вяло поинтересовался он. — Или двери попутала?

— Я... Одже ищу... — кое-как овладев собой, выдавила Беата. — Он здесь?

Пацан мотнул головой, разметав патлы по плечам.

— Я вместо него, — объяснил он. — Ты если к кому из заключенных, то посещение только по письменному разрешению...

— А Одже где? — не дослушав, снова спросила Беата. Патлатый насупился и пожал плечами.

— Я почем знаю? Мое дело — преступников сторожить. А с хахалем своим сама разбирайся!

С этими словами он захлопнул дверь, едва не сдув Беату с крыльца. Она не поскупилась на проклятие в адрес нового знакомого и даже пнула дверь, как будто это могло что-то изменить. Потом наградила таким же проклятием и себя и принялась думать, что делать дальше.

Что могло случиться с Одже, чтобы он оставил пост? Разве что серьезная болезнь одолела, вот он и лежит дома, не в силах подняться, а отец его опять к доктору обратиться не хочет.

Представив себе эту картину, Беата со всех ног бросилась к избе главного лесоруба. Однако уже у ворот замешкалась. Если отец у Одже — самодур и ему нравится измываться над сыном, то он ни слова не скажет Беате о его самочувствии, только отыграется потом на Одже, окончательно его сломав. Нет, тут напролом идти точно не стоит. А вот повторить хитрость и подождать кого-либо из домочадцев на заднем дворе — отличный план. Может, мать Одже выйдет, а может, кто из братьев или сестер. Их-то Беата и распытает.

На этот раз ей наконец повезло. Маленькая девочка, качающаяся на качели, избавила от необходимости снова ждать. Беата не поскупилась на благодарность богиням и окликнула малышку.

Та оказалась совершенно чудным приветливым ребенком, очень похожим на Одже, и за две плюшки с удовольствием сообщила Беате, что брат в последний раз заходил домой после праздника — «такой нарядный и грустный» — дал ей медовый леденец и за что-то извинился. С тех пор его и не было.

— Мама говорит, он нас на какую-то казарму променял, — закончила жаловаться малышка, и Беата уже знала, куда ей пойти дальше. Уж начальник-то Одже должен знать, где он. Может, заслал куда, не дав возможности предупредить об отъезде. Хотя вот к сестре Одже нашел время завернуть. А к Беате…

Побоялся? Не простил? Да почему именно сейчас-то?!

Не Хедин же его отослал, мстя за то, что Беата учудила: он в таком странном состоянии был, что, кажется, вообще не понимал, кого своими милостями одаривал. На губах улыбка, а глаза совершенно стеклянные. Это и спасло.

В полном недоумении Беата направилась прямиком к главнокомандующему и потребовала у того отчета таким уверенным тоном, словно имела на это право. Позабавило ли такое обращение бравого вояку или на самом деле произвело впечатление, однако он признал за Беатой право получить ответ.

— Какой еще отпуск? — оторопела Беата. Ее собеседник усмехнулся.

— Парень за четыре года ни одной смены не пропустил — как ты думаешь, имеет он право на отдых?

Но Беату интересовало вовсе не это.

— Разве он не сказал, почему вдруг решил уйти?

Командир покачал головой — как показалось Беате, с непонятным сочувствием.