Когда пора отступиться

Она проехала через последний городок, а потом по грунтовой дороге вверх, мимо голых деревьев и торчащих тут и там валунов. Это была единственная часть дороги, на которой ещё не стаял снег, но ехать от этого тяжелей не стало.

Дорога кончилась у хижины, деревянного сельского строения, которое она видела в своём последнем сне. Остановившись, она поразилась тому, что старый побитый фургон её отца всё ещё был там, покрытый слоем снега. Дрова всё ещё были сложены около пня спереди хижины: они были наколоты для печи, которая служила для обогрева и приготовления пищи; ему так и не пришлось ими воспользоваться.

Из снега торчало больше сорняка, чем обычно. Райли знала, что весной здесь всё ими порастёт, ей нужно было что-то сделать с ними до этого.

Когда она вылезла из машины, то была почти уверена, что с поросших лесом холмов спустится её отец. Скорей всего, у него в руках была бы пара только что подстреленных белок, которых он бросил бы в корзину, что всё ещё стояла у входной двери.

Но конечно, его там быть не могло.

Она встала рядом с машиной и огляделась. Хижину окружал густой лес. Она знала, что теперь ей принадлежит ещё почти тридцать акров вплоть до владений Национального заповедника. Она не знала, представляют ли эти места какую-либо ценность, да и не думала об этом.

«Почему он оставил эти земли мне? – снова спрашивала она себя. – Почему не Венди?»

Бедняга Венди. Райли невольно стала ей сочувствовать. Когда Венди была маленькой, отец избивал её каждый раз, когда злился, пока она наконец не сбежала. И всё же, когда он умирал, Венди была на его смертном одре и устроила его похороны.

Она вернулась к нему, как преданная собака.

Райли же наоборот, даже не пошла на его похороны.

Она подошла к двери в хижину и увидела, что та заперта: это было бы странно, если бы её отец был бы до сих пор жив, ведь в этом уединённом месте не было нужды беспокоиться о грабителях.

К счастью, у неё были ключи. Юрист, который занимался завещанием, прислал их ей после того, как она подписала все необходимые бумаги.

Она повернула ключи, но вошла не сразу.

Она помнила ощущение жуткого страха, который испытала во сне от перспективы войти сюда.

Она снова почувствовала тот же страх.

Войти сюда казалось судьбоносным решением.

Но она набралась мужества и шагнула внутрь.

В хижине было сумрачно. Единственный свет проникал в маленькие окна. Ей в нос ударил знакомый тёплый и приятный запах дерева, исходящий от деревянных панелей. Это место теперь выглядело чуть более запущенным, но в целом изменилось не сильно: не хватало лишь мощной, свирепой жизненной силы, исходящей от присутствия её отца.

Однако в прошлый её визит эта жизненная сила уже убыла.

Она посмотрела на стул, на котором он сидел в тот раз. Ворчливый и ссутулившийся, с мертвенно-бледным лицом, контрастирующим с жаром печи, в которой трещали дрова, он ловкими движениями свежевал мёртвую белку, а рядом с ним уже лежала кучка подготовленных тушек.

Она с первого взгляда поняла, что он смертельно болен. Он кашлял всё время, пока она была тут, иногда заходясь в приступах. Он не хотел обсуждать это, но и без подобных тем их беседа была очень мрачной. Дело даже дошло до драки. В его слабом состоянии она легко его одолела.

Она вспомнила, что сказала ему после этого. Её последние слова ему были: «Я тебя не ненавижу, папа».

Эти слова ни в коей мере не были примирительными. Нет, они были резкими и жестокими. Она знала это, когда говорила их. Эти слова раздавили его ощущением собственного провала.

Райли досталось нечто похуже побоев Венди: он не прикладывал к ней руку, но унижал и обижал её так, как только мог. Он надеялся сделать её настолько же бесчувственной, как он сам, неуязвимой для любой боли.

Но ему, конечно, не удалось.

И тогда она озвучила это: «Я тебя не ненавижу, папа».

В мыслях у неё всплыло его потерянное лицо.

«Это пошло ему на пользу», – подумала она.

Но тягучее чувство вины не покидало её.

Она постаралась отбросить это ощущение и напомнила себе, что приехала сюда не просто так.

Она приехала, чтобы «привести всё в порядок», как сказал ей во сне папа.

Но она до сих пор не знала, что и как приводить в порядок.

У стены стоял стол со сдвижной крышкой, в который Райли никогда не заглядывала. Она открыла его, и первое, что она увидела, привело её в замешательство.

Там лежала фотография в рамке, а на фотографии была она сама, Венди и их мама. Райли на вид можно было дать четыре года, Венди было больше десяти. Как девочки, так и их мама выглядели очень счастливыми.

«Когда мы вообще были счастливы?» – задумалась Райли.

Она не могла такого припомнить.

Вместо этого в голову шли лишь мучительные воспоминания.

Она помнила своё отчаяние, когда Венди ушла навсегда. Райли тогда было всего пять, а Венди пятнадцать. С тех самых пор у неё не было сестры. Сколько сейчас Венди?

«Ах, да, – подумала она. – Пятьдесят».

Как она теперь выглядит?

Как она прожила жизнь?

Райли не имела представления.

Хуже всего были воспоминания о смерти их матери, которая погибла спустя год после исчезновения Венди.