Когда развеются миражи

Аромат цветов витал в воздухе и, смешиваясь с тонким запахом горящих свечей, лишь усиливал атмосферу торжественности и пышности. Цветами был наполнен весь дом. Они стояли в вазах, были в руках гостей, присутствовали в столовом декоре, служили украшением причесок у дам. Перевитые органзой гирлянды белых лилий украшали перила парадной лестницы. Маленькие бутоньерки из кремовых, розовых и белых роз были расставлены на столах в парадных комнатах Сиренево.

Вестибюль был заполнен цветами и людьми, напоминая растревоженный улей. Гости прибывали и прибывали, а жених украдкой поглядывал на часы.

В дверь осторожно постучали.

— Если это жених, не пускайте его! Ишь ты, какой нетерпеливый! — хихикнула Шурка. — Передайте, невеста будет готова через несколько минут!

Катя Семченко подошла к двери и чуть-чуть приотворила ее.

— Здравствуйте, Андрей Михайлович! Вы за Юлей? Гости уже собрались? Жених нервничает? О, так это полезно! Ой, простите, вырвалось! Еще минутку! — пообещала она и виновато улыбнулась Старовойтову-старшему.

Затворив дверь, Катерина обернулась к подружкам.

— Юль, Старовойтов тебя ждет! Говорит, гостей полон дом, жених места себе не находит! Наверное, боится, что ты сбежишь! Вот глупый, правда, Шурка? Разве от такого сбегают? Повезло тебе, Юлька! — мечтательно вздохнула девушка.

— Ничего, вот переедет Юля в Москву и нам с тобой кавалеров нормальных найдет! — откликнулась Шурка из-за Юлькиной спины, где она, сидя на корточках, вот уже полчаса пыталась расправить жесткие фалды шлейфа на свадебном платье.

— Если ты будешь порасторопней, глядишь, подцепишь свидетеля! Он, как я успела рассмотреть, очень даже симпатичный! — парировала Семченко.

— Ага, ему определенно сегодня не до меня! Надеюсь, они проспались! Во сколько, ты говоришь, Юлька, они вернулись?

— Около семи! — отозвалась Шарапова и в последний раз взглянула на себя в зеркало. — Я боюсь, девчонки! — честно призналась она. — Кстати, мысли о побеге все утро не оставляют меня!

— Юлька, да брось! Ты что, обиделась на Матвея из-за мальчишника? Не стоит, так заведено, ты же знаешь! Он ведь это в последний раз перед долгой и счастливой семейной жизнью! А потом будет только твой, забудет обо всем! Как увидит тебя сейчас, так и обомлеет! Ты такая красивая! Просто принцесса! Ну, пойдемте? А то ведь Андрей Михайлович тоже нервничает!

Юлька смогла лишь кивнуть в ответ. Говорить она не могла. От волнения, напряжения и страха спазмы сдавили горло.

— С Богом! — сказала Катя, распахивая дверь.

Шурка Калинина посторонилась, а Юлька, приподняв кончиками пальцев подол платья, сделала несколько неуверенных шагов.

— Шурка, пелерину захвати! — напомнила Катя подружке, когда Шарапова вышла из комнаты и, опершись о предложенную Старовойтовым руку, двинулась к лестнице.

— И букеты, букеты захвати! — добавила Семченко, когда Калинина уже собралась выйти из комнаты и бежать за невестой. — Не торопись ты, Бога ради! Не понимаешь, что ли, там пресса и все такое! Вовсе не обязательно, чтобы наши с тобой лица мелькали у Юли за спиной!

— А что не так с нашими лицами? — растерянно протянула Шурка.

— Да все так, только не забывай, это не деревенская свадьба, а высшее общество Москвы! — отрезала Катя.

Подружки перешептывались за спиной, но Юля не обернулась.

Один пролет, другой…

Рой голосов нарастал, как звук прибоя, то стихая, то накрывая с новой силой. Острый запах лилий ударил в голову, и девушку на мгновение замутило. Слишком поздно она вспомнила, что от волнения с утра ничего не ела. Осторожно преодолевая ступеньку за ступенькой, девушка наконец увидела холл, в котором толпились гости. Пестрое разноцветье нарядов, блеск драгоценностей, все смешалось, как стеклышки калейдоскопа. Где-то среди толпы были ее родные и Матвей, но как бы она ни пыталась, вряд ли смогла бы хоть кого-то разглядеть. Только твердая рука Андрея Михайловича придавала ей сил и уверенности.

Рой голосов стал стихать, защелкали фотоаппараты.

Старовойтов замедлил шаг, и Юльке тоже пришлось остановиться на середине последнего пролета. Девушка знала, так нужно, положено. Андрей Михайлович хотел дать возможность и гостям, и репортерам рассмотреть ее, полюбоваться. Но все равно она чувствовала себя при этом куклой, дорогой и очень красивой, выставленной напоказ. Дрожь сотрясала тело, но улыбка, та самая, нежная, едва уловимая, не сходила с губ. Давным-давно Шарапова уяснила для себя одну вещь — чтобы ни творилось внутри, какие бы чувства и мысли ни одолевали, на внешнем облике это не должно отразиться. Вряд ли кто-то из гостей подозревал, как много можно спрятать за улыбкой, оставив окружающим лишь милую и прелестную оболочку, а вот она знала об этом все.