Когда рушится мир

— А, молодой господин, добрался все-таки, — издевательски произнес бывший водитель. — Да вот, пришел с сестрицей твоей позабавиться, и ребят привел. Что не приглашаешь гостей? Ошалел от счастья, щенок? — двое хмырей сзади него загоготали. Все трое были грязны, и заросли короткими клочковатыми бородами.

Кровь бросилась в лицо парня. Сестра — это единственный близкий человек, что остался у него на всем белом свете. Позабавиться захотел? Сейчас позабавишься!

Он вышел из-за двери и, не произнося красивых речей, широким махом распорол Арнульфу горло. Фонтан алой крови из рассеченных артерий вырвался из шеи, а в глазах водителя веселье сменилось сначала осознанием, а затем ужасом.

— Ах ты, сука! — заорал один из его дружков, замахиваясь дубинкой, утыканной гвоздями. Второй выхватил приличных размеров тесак.

Хью сделал шаг в сторону, так, чтобы они оказались на одной линии, и подсек ногу первому оборванцу. Тот с воем упал, зажимая рану. Второй, размахивая тесаком, орал:

— Ну, иди сюда, богатенький мальчик! Я тебе кишки выпущу!

Хью резким движением с оттяжкой, как учил старый японец, отрубил тому правую кисть, в которой был зажат тесак, а потом вышиб передние зубы тяжелой гардой палаша. Жалости не было, в голове плавал кровавый туман и дикая злость! Они и его сестра! Ненавижу!

Двое раненых катались по земле и выли от боли, зажимая раны. Хью добил каждого короткими уколами и сел на крыльцо, поставив окровавленный палаш между ног. Его ощутимо потряхивало, а к горлу подступил горький комок. Хельга вышла на улицу и села рядом ним, положив голову на плечо.

— Я так горжусь тобой, Хью. Если бы не ты, я давно была бы мертва, — сказала она ему.

— Я убил этих людей, — отстраненно сказал брат. — Я никогда никого не убивал.

— Они не люди, они хуже бродячих собак, — сказала ему сестра. — А нам нужно думать, как выжить. И я прямо сейчас вижу такую возможность. Иначе мы просто умрем от голода.

— Что ты такое говоришь, Хель? — вскинулся парень. — Ты предлагаешь человечину есть?

— Я же сказала, они не люди, — упрямо повторила сестра. — Они животные. Мы же ели кошек и собак, эти ничем не лучше.

— Это как-то неожиданно…, - сказал Хью. — Это надо обдумать.

Хельга руками повернула его голову к себе, и посмотрела своими глазищами ему в лицо.

— Нам некогда думать, братик. Через пару дней ты так ослабнешь, что даже свою железяку поднять не сможешь. А нам нужны силы, чтобы жить. Я жить хочу, понимаешь ты? — она перешла на крик. — Жить хочу! Жить! Слышишь меня? И мне плевать на этих уродов!

— Да что ты так разошлась? — попытался успокоить ее Хью. — Да согласен я, согласен.

— Тогда тащим в дом эту мразь, Арнульфа. Он должен ответить за все.

* * *

К утру двух оставшихся бродяг уже растащили псы. Перед домом валялись какие-то клочки, да бурыми пятнами темнели на мостовой засохшие лужи крови. На разделку тела ушел почти день, и кучу отходов нужно было куда-то деть. Ребята уже перестали осознавать, что они творят, но им было плевать. Они были сыты, и это главное. Остаток мяса они решили засыпать солью и засушить. Соль как раз была, и ее было много. Это единственное из съестного, что кухарка не украла на прощание.

Обрубки и обрезки Хью сложил в мешок, который нужно было отнести подальше от дома. Не хватало еще собак тут прикормить. Тяжеленный мешок он тащил волоком, взвалить такое на спину он просто брезговал. Из оружия с ним был антикварный кинжал, который висел на левом боку, под руку. Нужно было спешить. Запах от мешка чувствовал даже он, что уж говорить о собаках. Два дома пройдет, и достаточно. Не успел! На правой руке повис какой-то барбос, а в конце улицы в его сторону повернулся сразу пяток собак, которые взяли разбег в его сторону. Псы уже давно не лаяли, они всегда атаковали молча, и это было еще страшнее. Хью, не обращая внимания на боль, вытащил кинжал и распорол бок собаке, повисшей на его руке. Та разжала зубы и теперь жалобно скулила, лежа на земле. Она теперь напоминала обычную дворнягу, которая когда-то умильно выпрашивала объедки у прохожих в бедных районах.

Хью припустил домой со всей скоростью, на которую был способен, и он успел захлопнуть предусмотрительно незапертую дверь перед оскаленной собачьей мордой. Он сполз по двери вниз, успокаивая рвущееся наружу сердце.

— Мы будем жить, Хью, — сказала сестра, которая стояла в холле и смотрела на него. — Они все сдохнут, а мы будем жить. Найди мне какой-нибудь небольшой ножик и покажи, как с ним обращаться. Я больше не хочу…

Она так и не сказала, что она больше не хочет, да Хью и не спрашивал. Он заснул прямо у двери, бесконечно вымотанный голодом, неожиданной сытостью и двумя подряд попытками его убить. Для одного дня было многовато. Он просто отключился.

* * *

— Что, вот так вот водителя своего и ели? — с нездоровым интересом спросил майор.

— Тем и спаслись, — кивнул головой Хью. — Мы уже к тому времени от голода сознание начинали терять. Хельга права была, не было у нас выхода. Либо собаки их съели бы, либо мы.