Когда шагалось нам легко

С этого момента мои планы то и дело менялись. Договоренность была такая: во вторник я сажусь на пароход до Бартики, а в среду пересаживаюсь в лодку и следую дальше; после этого совершенно случайно выяснилось, что по вторникам у парохода рейсов нет; пришлось отправить не одну телеграмму, чтобы лодку задержали до четверга.

После этого позвонил мистер Бейн и сказал, что в качестве помощника отрядит со мной чернокожего полицейского; такая договоренность выглядела вполне приемлемой, пока не позвонили агенты, чтобы сообщить: с присутствием полицейского мой багажный лимит снизится до ста фунтов. Делать было нечего, пришлось ужаться на три четверти.

После этого агенты позвонили вновь, чтобы напомнить: лодка будет открытая, для нее в сезон дождей необходим брезент. Последовали отчаянные и безуспешные попытки найти брезент в такой ситуации, когда все без исключения магазины Джорджтауна закрыты.

После этого позвонил мистер Бейн с известием, что, по сообщению агентов, мы поедем в открытой лодке, а дождям конца не видно. У меня даже не будет возможности обсушиться, а значит, я, как пить дать, заболею, но он не может рисковать, обрекая меня на такие мытарства.

После этого я отправился на личную встречу с мистером Бейном, который сказал, что лучше мне поехать в Такаму вместе с ним, а там, глядишь, найдется лошадь, которая довезет меня до Курупукари.

После этого я позвонил агентам и распорядился, чтобы мой багаж погрузили без изъятий, поскольку лодка теперь избавлена от массы моего тела.

После этого позвонил мистер Бейн и сказал, что предоставит в мое распоряжение своего жеребца, на которого планировал навьючить свою поклажу, но теперь свою поклажу отправит на лодке.

После этого я позвонил агентам, чтобы те вычли из общего веса моего багажа ровно столько, сколько весит личная поклажа мистера Бейна, перегружаемая в лодку.

Все эти и другие, менее существенные, нестыковки возникали каждые два-три часа. В итоге сборы превратились в сумасшедший дом.

Между тем на этой же неделе в Джорджтауне разворачивались самые разные события.

В конкурирующей городской гостинице рождественским утром, не выдержав одиночества, застрелился безвестный голландец.

По многочисленным обвинениям был арестован негр, известный среди своих как Кровавый Мздоимец. Он являлся главой криминальной группировки «Звери Берлина». Бандиты позаимствовали это название из какой-то киноленты[138], ни сном ни духом не ведая, что такое «Берлин», но уж больно красиво звучало. При всем том сами они были закоренелыми, отъявленными преступниками.

Под проливным дождем состоялись скачки, а в новогоднюю ночь устроили танцы. В моей гостинице организовали Каледонский бал[139] с приглашенными волынщиками, при острой нехватке дам, но с заметным избытком весьма пожилых кавалеров, которые, хихикая, сидели на полу в бальном зале; намного более пристойное торжество прошло в клубе, где я отведал ядовитых пауков-бокоходов.

Через призму всех этих событий подготовка к путешествию вглубь страны, закупки хлородина и бинтов, капсюлей и гильз, муки и керосина выглядели надуманными и несущественными, а пустой лес в считаных милях от города – бесконечно далеким, чуждым городской жизни этого побережья в такой же степени, как и жизни Лондона. Мне представляется, что основу почти всех – а также итог всех без исключения – странствий составляет ощущение нереальности происходящего. Даже когда я в конце концов оказался напротив мистера Бейна в поезде на Новый Амстердам, среди груды нашего невероятного багажа, мне стоило немалых трудов убедить себя, что мы уже в пути.

Считается, что железная дорога вдоль побережья Гвианы – старейшая в Британской империи. Она проходит по живописной равнине, над речками и каналами, сквозь пестрые, обветшалые деревушки. Станции до сих пор носят названия старых плантаций сахарного тростника, нынче поделенных на небольшие хозяйства, где выращивают кокосы и рис. Чем дальше от Джорджтауна в направлении Нового Амстердама, тем чернее кожа, ярче негроидный тип и жизнерадостнее характер местного населения. Жители Бербиса считают жителей Демерары бездельниками, а те, в свою очередь, называют их недотепами.

Мистер Бейн и я добрались до Нового Амстердама уже затемно. В вагоне были только мы и наш багаж. В пути мистер Бейн почти не умолкал.