В последний раз Йетто поднимался по тропе в компании ветеринарного инспектора и его жены. В глазах Йетто присутствие дамы придавало особый шик событиям того дня. В целом это была великолепная прогулка – с раскладными походными столами, корзинами для пикника и шейкером для коктейлей. В сопровождении отряда носильщиков они проходили пешком по десять миль в день. Все места, где останавливалась компания, Йетто возводил в ранг священных. «Тут миссис Макдугал подстрелил агути… А вот тут она так устал, что мистер Макдугал снял с ней сапожки… Здесь миссис Макдугал искупался…» Йетто запомнил все ее привычки и предпочтения.
– Миссис Макдугал сильно меня полюбил. Даже один раз фотографировал. Говорит: «Теперь я щелкну Йетто»… сказано – сделано. Доктор Макдугал обещался прислать фотокарточка. Завтра укажу вам то дерево, под который миссис Макдугал меня щелкнул. А как добрались мы до Такамы, говорит: «Не знаю, что б мы делали без Йетто». Моя что угодно сделаю за ради миссис Макдугал!
На третий день после выхода из Курупукари мы перебрались через пересохший ручей и попали в небольшую саванну, которая в честь этого ручья получила название Сурана; там находилась деревня индейцев. В деревне жили весьма развитые представители народности макуши, привыкшие к непосредственной близости нескольких ранчо и оживленной тропы.
В Суране было десятка полтора хижин. Мне навстречу вышел вежливый англоговорящий юноша и показал пустую глинобитную, крытую соломой хижину, где я мог заночевать, а также, в полумиле оттуда, родник, где я мог умыться. Позднее местные женщины вынесли мне в подарок гроздь бананов. Деревня отличалась гостеприимством. Многие жители стянулись на нас поглазеть и побеседовать с моими спутниками.
– Йетто все обожают, – сказал Йетто.
На следующий день мы добрались до Аная, что на краю саванны. После нескольких недель, проведенных в лесной чащобе, где было не повернуться, вид открытой местности произвел на нас невероятное впечатление.
– Этот дом такой полезный для здоровья, – отметил Йетто, – что вы всю ночь дрожать будет.
В тот вечер в доме были и другие постояльцы: например, неприветливый сириец с дряблым белым лицом, совершенно комичный в своем костюме для верховой езды.
– Это очень жестокий человек. Один раз она связывал индейцев и всю ночь избивал, пока мистер Бейн его не остановил.
Предсказание Йетто о полезности этого места попало в точку. После мягких и душных лесных ночей здесь стоял смертельный холод.
На следующий день мы отправились на мучительную верховую прогулку, лишь первую из многих, маячивших впереди. От страшной жары, раскалившей землю, у меня обгорело лицо – не спасла даже широкополая шляпа. Изнеможение оказалось заразным: я чувствовал, как оно исподволь пронизывает меня снизу вверх от спотыкающегося жеребца, а от меня, сверху вниз, пронизывает его. Чтобы конь не сбивался с трота, приходилось его подгонять. Как только он переходил с трусцы на шаг, трупная жесткость седла становилась невыносимой. Но сильнее всего изнуряла жажда. Впоследствии я провел немало более долгих и более жарких дней без воды, но сейчас был первый опыт, да к тому же я еще не успел отвыкнуть от тенистых зарослей и журчания лесных ручьев. Местами хорошо различимая тропа иногда сужалась и терялась среди высохшей осоки; чтобы снова ее отыскать, приходилось долго петлять, теряя время и силы. Часто она разветвлялась на две примерно одинаковые тропки. Таким образом я, должно быть, прошагал вдвое больше нужного и прибыл к месту назначения около пяти часов.
Это ранчо принадлежало человеку по фамилии Кристи. Я знал о нем только то, что мне рассказали накануне вечером: он очень стар и «очень набожен». Меня предупредили, что его вера не позволяет проявлять радушное гостеприимство, вполне естественное для жителей саванны. Он скрепя сердце позволял – а как не позволить? – путникам стреноживать своих лошадей у него в загоне и ночевать у него в пристройке, но на большее рассчитывать не стоило.