Когда шагалось нам легко

Разгрузка заняла все утро, и я, увидев, как мои запасы мало-помалу складываются у стены комнатушки, огорчился, что столько набрал. Но Йетто заверил, что он сам, лошадь и полицейский без труда справятся с такой поклажей. В тот же день мы вплавь переправили лошадей на другой берег и стреножили их в загоне, чтобы наутро сразу отправиться в путь. Вьючную лошадь еле-еле удалось загнать в реку; на переправе она наглоталась воды.

Казалось, к моему отъезду все готово. Я даже составил нечто вроде плана для завершающего этапа пути. Мистер Бейн сказал, что от Бон-Саксеса можно сплавиться на каноэ по реке Такуту до Боа-Висты. Название мне ничего не говорило, но мистер Бейн объяснил, что это важный город в Бразилии, почти как Манаус, наиболее важный город штата Амазонас. Сам он там никогда не бывал, но бывал один его знакомый; в своем описании мистер Бейн наделил этот город особым шиком (жестокое место со свободным нравами, где готовятся бунты и совершаются политические убийства; оттуда в Манаус регулярно ходят колесные пароходы), представив его как город неописуемого величия, где есть дворцы и оперные театры, бульвары и фонтаны, чванливые военные в шпорах и белых перчатках, кардиналы и миллионеры; оттуда же прямиком в Лиссабон отправляются большие лайнеры. Мистер Бейн нарисовал прекрасную картину, яркую и живую, полную глубоко личных и проникновенных фрагментов: трудно было поверить, что этот город он знал только понаслышке. Во время рассказа у него сверкали глаза, а руки описывали круги. Я даже прочувствовал то необычайное везенье, которое выпало его знакомому, посетившему Боа-Висту и Манаус.

Накануне моего отъезда мы вдвоем с мистером Бейном устроили задушевный и веселый ужин. Наутро я отправил Йетто и полицейского через реку – сопровождать поклажу: они должны были навьючить нашу выносливую лошадь и выдвинуться раньше меня. Вскоре после полудня я тоже переправился на другой берег. Мистер Бейн пришел меня проводить. Мы нашли и оседлали лошадь, я сел верхом и после долгих выражений взаимной привязанности поскакал по тропе без сопровождения.

Стоило мне остаться одному, как все обстоятельства начали складываться чуть-чуть не в мою пользу.

В прекрасном расположении духа я пустил лошадь медленной рысью и уже чувствовал себя настоящим первопроходцем, как вдруг передо мной возник живший неподалеку бовиандер, который угрюмо сидел на пне рядом с кучей жестяных банок, определенно изъятых из моих припасов. Этот человек расплылся в приветливой улыбке и снял шляпу.

– Йетто и Прайс велят – тащи обратно, – объяснил он. – Лошадь не хочет везти. Он прилечь норовит.

– Прилечь?

– Все время. Уж они его и палкой, а он чуть пройти – и снова шмяк. Этот лошадь больше не снесет. Парни ему облегчить.

Осмотрев кучу банок, я понял, что из моих припасов без разбора выкинуты все мясные консервы. Казалось, исправить ничего нельзя. Я выбрал банок пять, завернул их в гамак, притороченный к седлу, и наказал бовиандеру вручить остаток мистеру Бейну с моими наилучшими пожеланиями. А сам поехал дальше, но уже не в таком радужном настроении.

Миль через шесть я наткнулся на свою вьючную лошадь, захромавшую и уже без седла; вьюк валялся неподалеку. Я кликнул Йетто. Через какое-то время он вышел из леса, где они с Прайсом решили вздремнуть.

– Лошадка устал, – сказал Йетто. – Не хочет с грузом идти.

Мы распаковали и перебрали все припасы, чтобы оставить только самое необходимое. Тут как по волшебству появился парнишка-индеец, и я доверил ему отнести излишки груза в Курупукари. А сам поехал вперед, к стойбищу, где мы условились переночевать. Там я прождал два часа, но следов своей поклажи так и не увидел. Пришлось вновь седлать лошадь и ехать обратно. Йетто и Прайса я нашел примерно в миле от того места, где мы расстались: они сидели на стволе поваленного дерева и подкреплялись фарином. Рядом паслась лошадь, тюки валялись на земле.

– Лошадка больной. Не идет совсем.

День уже клонился к вечеру. Мне ничего другого не оставалось, кроме как вернуться в Курупукари, поэтому, оставив Прайса сторожить поклажу и приказав Йетто отвести вьючную лошадь обратно, я поскакал к реке.