— Не знаю, мне передали записку, — всё ещё смущаясь под странным взглядом парня, она достала из кармана листок бумаги и протянула тот ему.
— Дура! — воскликнул он, едва взглянув на рукописные строчки.
— Ну, знаешь ли! — робость перед рыжеволосым парнем сразу же исчезла.
— Тебя обвели вокруг пальца как младенца! — не обращая внимания на её возмущение, продолжал выговаривать он ей. — Запоминай! Никто из преподавателей тебя запиской вызывать никогда не будет, так поздно вечером в учебном корпусе никого кроме старшекурсников не бывает, по пустым коридорам одной ходить нельзя, всегда смотри, висят ли зеркала. Иногда их намеренно выводят из строя, как здесь, — он оглянулся. Клэр хотела сказать, что и так всё это знает, но молча, смущённая тем, что попалась по глупости, кивала, слушая мальчишку.
— Я тебя провожу, — безапелляционно заявил он, напоследок закинув свой деревянный меч обратно в тренировочную залу, и они пошли обратно: она впереди, он немного позади. Спиной она чувствовала на себе его взгляд и то краснела от смущения, то бледнела от стыда, но потом уже и от гнева, когда они проходили мимо толпы третьекурсников, и те заулюлюкали им вслед. Рыжик что-то весело бросил им — Клэр не расслышала — и те расхохотались ещё громче, и у девушки, всё ещё дезориентированной и не отошедшей от шока, вдруг возникло страшное подозрение. Ускорив шаг, она желала как можно быстрее добраться до своей комнаты и там наедине с собой всё обдумать и прийти в себя. Но спаситель, а, может быть, уже новый преследователь не отставал, и в ней снова начала нарастать паника.
— Спасибо ещё раз, до свидания! — скомкано произнесла она и попыталась закрыть дверь, но тот, неожиданно, придержал её рукой.
— Слушай, — каким-то неестественно развязным тоном, вдруг выдал он, казалось, поедая её глазами. — Может, мы могли бы…
— Нет! Не могли! — не дослушав, чуть ли не в истерике вскричала она, кидаясь в него своей сумкой на длинном ремне. — Ты такой же, как они! Видеть тебя не желаю!
— Да, ты… — мальчишка отскочил, и Клэр захлопнула дверь.
— Дура! Истеричка! — парень пару раз стукнул кулаком об дверь и ушёл. А девушка только тогда позволила себе расслабиться и расплакаться. Следующий день на её удачу был выходным, и она как последняя трусиха провела его взаперти, не выходя даже на обед и ужин. Наверное, раз десять за весь день к ней стучались, но она сидела тише мыши. Кто это был, тот рыжий парень или кто-то другой она боялась проверять. За полный внутренних переживаний день и бессонную ночь Клэр переосмыслила то, что произошло под дверью её комнаты, и пришла к выводу, что всё же зря обидела парня. На следующее утро она встала уже с твёрдым намерением извиниться перед рыжиком. Вызнав у встреченных в коридоре сокурсников, как того зовут и где он живёт, она в первый и единственный за все четыре года раз появилась в мужском общежитии. Удивлённый парень из соседней комнаты сообщил ей, что того нет с самого раннего утра. Решив, что найдёт своего спасителя в столовой, куда она сама после дневной голодовки чувствовала необходимость зайти, девушка отправилась на завтрак. Рыжего она там, действительно, встретила, прямо у входа, где тот целовался с какой-то девицей. Вмиг растеряв аппетит, Клэр почти бегом вернулась к себе в комнату и только огромным волевым усилием заставила себя пойти на занятия. Рыжий пытался несколько раз к ней подойти и заговорить, но она либо сбегала от него, либо демонстративно затыкала уши. После занятий он стучался к ней в комнату, она не открывала. Клэр сама не понимала, на что обиделась, но, тем не менее, ни говорить, ни видеть его не желала. Он бросил попытки заговорить с ней только через месяц.
Учились они в разных группах, поэтому в коридорах пересекались лишь изредка, а на общих лекциях она садилась на самый первый нижний ряд и наверх никогда не смотрела. С той, первой девицей Клэр рыжего больше не видела, зато видела с другой, потом с третьей, затем ещё одной, после чего перестала считать. За все четыре года они вряд ли перемолвились хоть одним словом, иногда она ловила на себе его взгляды, но чаще насмешки. Клэр была уверена, что именно он ввёл в обиход то прозвище, которым к ней чаще всего и обращались. Впрочем, за него она не была в большой обиде, так как не видела ничего зазорного в том, чтобы хорошо учиться и получать за это так необходимую ей стипендию.