Торопясь, колдунья выхватила свиток из-за пазухи, перевернула его, беззвучно зашевелила губами, вглядываясь расширенными, немигающими глазами в хитросплетение всех письменных языков Мира. Пожалуй, только бывший духовник догадался бы использовать молитву Великому Духу как основу для колдовского заклятия. Медленно, слог за слогом, читая искажённые слова наоборот, Велена узнавала отдельные фразы из подаренного Райко молитвенника. Верно, отец Кристофер узнал бы их еще быстрее – ей же оставалось осторожно, с заметным усилием, читать одну из редчайших молитв, объединяющую в себе языки всех народов Мира от начала времён. И альдские руны здесь были тоже – в напоми?ание о том, как древний народ поддался соблазнам Тёмного и заключил союз с духами бездны, получив магическую мощь, дивные механизмы и знания, способные поспорить с мудростью Великого Духа.
Так они думали. Однако знание без любви делает человека хитрым и неуступчивым – так жe, как власть без любви делает человека насильником, правда без любви – критиканом, а богатство без любви – жадным. Справедливость без любви превращается в жестокость, а служебный долг без любви порождает раздражительность и бесцеремонность.
Великий Дух, Творец Мира, учил, что есть лишь одна преображающая сила – Любовь, и лишь она есть Истина. Ведь даже вера без любви ведёт к фанатизму, как и честь без любви наделяет человека высокомерием, а воспитание без любви – двуличием и лицемерием.
Альды забыли про важнейший из заветов Духа – и изменились разительно. Нелюдями их назвали вовсе не из-за необычной серой кожи да чуть раскосых, миндалевидных глаз. Оглумов и реттонов люди Объединённой и Бруттской Империй так не называли. Но что такого получили альды, отказавшись от человеческих чувств? Ведь ни один из них не постиг величайшую тайну времени – её разгадал «всего лишь человек» из дикого стонгардского народа, бывший исповедник, который сплёл воедино оба конца некогда разорванного цикла...
С каждым новым словом, с каждым распутанным слогом, прочитанным наоборот, Велена чувствовала, как оживает вокруг застывший Мир. Стремительно возвращались краски, уходила тьма, воздух наполнялся запахами, с севера потянуло лёгким ветерком, а колдунья поймала себя на том, как улыбается – широко, радостно, чувствуя, как в этот краткий миг отступает ужас совершенных убийств,и как с каждым словом она всё быстрее выходит из временнoй петли, следуя за уже невидимым светом в груди застывшего духовника.
Шум нарастал, как морской прибой – и вот вырвались наружу далёкие выкрики, десятки предсмертных всхрипов, тяжёлые звуки падающих тел, яростный возглас Мартина, слепящие вспышки сорвавшихся с его пальцев магических разpядов, крики оставшихся на воздушных кораблях альдов, шёпот молитвы над головой…
- Эйохан мёртв!!! – дико закричали от лечебницы, и в тот же миг ярко-белая вспышка накрыла собой город.
Под прозрачно-молочным, дрожащим куполом оказались зашевелившиеся на борту торгового судна матросы, наглухо запертые дома, утёс, на котором всё так же старались легионеры, уже впустую отвлекая разбежавшихся нелюдей на себя, храм и даже полуразрушенная крепость на склоне горы. Попавшие под колпак альды двигались медленно: телохранители подхватили рухнувшего у двери лечебницы эйохана Аркуэнона Дейруина, вражеские воины у причала оттаскивали от духовника и кристарского мага тела внезапно поверженных собратьев, с воздушных кораблей стреляли по людям лучники, маги спешно твoрили заклятия – но ни одно не пробилось сквозь мягкий белый свет, окутавший духовника и кристарских магов.
Словно во сне, Велена смотрела на отступающего противника, на вражеского правителя, которого несли на руках двое телохранителей – проклятый двуручник всё же выдернули из кости и положили на грудь Дейруину – на город, пробуждающийся от заклятия уже мёртвого эйoхана, на напряжённого Мартина, готового в любой миг отразить сотню атак, на льющийся над головой тёплый свет, волнами расходящийся от исповедника Великого Духа…
Разум уплывал медленно, толчками. Ей будет страшно от совершённого – потом. Она непременно ужаснётся кощунственному заклятию, поправшему законы Творца; своим рукам, по локоть измаранным в крови, мертвенному равнодушию, с которым она расправлялась с врагом. Увидит посеребрённые сединой пряди некогда смоляных волос, внимательно рассмотрит в зеркале знакомую и по-прежнему прекрасную молодую женщину, чей облик изменился неуловимо, но бесспорно, и непременно войдёт в храм – поблагодарить и глотнуть живого источника вечной жизни.
И пусть Дух рассудит, насколько правильно поступила сикирийская колдунья – здесь и сейчас она сделала, что должна, положив за спасение ближних честную цену длиною в половину жизни. Не так уж и много, если на кону – судьбы братских народов, которым она волей или неволей едва не подписала смертный приговор…