Когда-то там были волки

Я беру свою куртку и направляюсь к двери. Не хочу больше здесь находиться. Быстро прощаюсь со всеми, не обращая внимания на крики с просьбами остаться подольше, и ухожу. Ночной воздух холодит мне горячие щеки. Я дохожу только до деревьев, когда слышу, как открывается дверь и низкий голос окликает меня:

— Инти!

Не нужно останавливаться. Свет из окон сюда уже не падает, и я могу уйти, прежде чем он увидит меня. Но внутри вздымается какая-то волна, слишком знакомый гнев, а под ним что-то еще более зловещее. Медленное, ужасающее осознание, что я была слепа.

— Я здесь, — говорю я и жду, когда Дункан подойдет ко мне в темноте.

Он двигается медленно, как всегда.

— Ты хотела поговорить со мной.

— Почему Бонни не беседовала со мной? Почему не просила подтвердить твое алиби?

Он отвечает не сразу, размышляет.

— Потому что она поверила мне, когда я сказал, что мы с тобой провели ночь вместе. Не сочла нужным смущать тебя.

— С какой стати мне смущаться?

Он пожимает плечами.

Я смотрю ему в лицо.

— А ей стоит доверять тебе?

В полутьме глаза у Дункана черные. Я различаю только очертания его лица, нос, рот.

— Мы ведь не провели ночь вместе, правда? Вернее, провели, но не всю. Когда я проснулась, тебя не было, Дункан.

Молчание накаляется.

— Куда ты ходил?

— Я уже говорил тебе.

— На прогулку.

Ты ходил на прогулку как раз в то время, когда около твоего дома был убит человек, чью жену ты трахал.

В ушах у меня стучит кровь.

— Я отвезу тебя домой, — говорит он.

— Я лучше пройдусь пешком, — отвечаю я.

Ни за что не сяду в его машину. Я не знаю этого человека. Он сам это сказал. Он признался мне в том, что сделал, а я не услышала: мы все способны на убийство.

16

Прошло всего около года после моего знакомства с Гасом. Я опоздала на встречу с Эгги, из чего она раздула трагедию.

— И надо же, именно сегодня, — повторяла она, намазывая мне губы помадой и таща за руку по улице.

— А разве сегодня какой-то особенный день? — спросила я, но она тянула меня дальше.

Сестра была в платье-футболке, в котором казалась тощей и голенастой, волосы пострижены модным каре с челкой, доходящей до огромных глаз, обведенных черными тенями. Выглядела она изумительно, роскошно до боли и совсем не походила на тех девочек, которыми мы были в лесу.

— Подожди, куда мы идем? — настойчиво спросила наконец я.

Эгги только улыбнулась и потащила меня в загс.

Роль свидетеля со стороны жениха выполнял Джеймс, двоюродный брат Гаса. Между ними существовало поразительное сходство, хотя Джеймс был чуть ниже и сухощавее и представлял собой менее привлекательную копию своего старшего кузена. В нашем квартете ходила шутка, что, если мы с ним вдруг влюбимся друг в друга, это облегчит жизнь нам всем. А что, вполне логичный последний фрагмент пазла.

Пока Эгги и Гас вступали в законный брак, Джеймс улыбался мне. Я старалась отвечать тем же. Я так думаю. На самом деле меня бил озноб, и я опасалась, что вырвет.

Потом мы пошли есть пельмени. Заведение было скорее баром, чем рестораном, с изрисованными граффити черными стенами, тусклым красным светом и уютными бархатными диванчиками. Гас и Джеймс взяли «Файербол» — они всегда пили только этот виски. Мы с Эгги ненавидели его, но сестра пребывала в таком хорошем настроении, что тоже опрокинула парочку шотов. Между ней и Га-сом искрило потрясающе; в компании друг друга они оживали, и я замечала, какие чары новобрачные расточают друг другу. Он взял ее руку, лежащую на столе, и поскольку я смотрела на них, то почувствовала, что взял и мою.

Мне пришлось оторвать взгляд от этого прикосновения, потому что оно было не мое, предназначалось не для меня. Я была всего лишь воровкой.

Пришлось идти в туалет, чтобы брызнуть холодной воды себе в лицо. Эгги прибежала следом и села на раковину, нисколько не смущаясь, что та мокрая.

— Давай, выкладывай, что у тебя на душе, — проговорила она.

Я покачала головой.

— Не волнуйся, — сказала сестра, — я из него веревки могу вить.

— Повезло тебе.

— А что не так?

— Ничего.

— Колись, Инти.

Я посмотрела на ее отражение в зеркале.

— Ты совсем с ума сошла?

Эгги сложила руки на груди.

— Что ты вытворяешь? — уточнила я. — И какого, спрашивается, черта?

— Остынь.

— Что ты пытаешься доказать?

— Ничего! Что ты так взъерепенилась?

— Ты вдруг без предупреждения тащишь меня в загс и даже не приглашаешь маму, потому что сама понимаешь, что порешь горячку, и знаешь — он ей не понравится. Все это заставляет меня думать, что ты съехала с катушек.

— Что плохого в том, чтобы съехать с катушек?

— Ты губишь свою жизнь.

Она посмотрела мне в глаза и спросила:

— Ты что, не догадывалась, что однажды он с тобой порвет?

Мне стало трудно дышать. Иногда я забывала, что Эгги порой становится вспыльчивой. Я подошла к ней и положила ладони ей на щеки, такие горячие в моих руках.

— Нет, идиотка. Ты — природная стихия. Никто никогда не предпочтет тебя мне.

— Заткнись, Инти! — рявкнула она и оттолкнула мои руки. — Перестань это говорить.