Когда цветут эдельвейсы

Валя уступила место у бачка. Коля, не глядя, опустил руку с тряпкой в воду, а сам неотрывно смотрел девушке в глаза, что-то говорил и не видел, как вместе с уходящей под воду рукой утонули часы, намок рукав пиджака.

Девушка не удержалась и, прикрывая рот ладошкой, засмеялась. Коля подумал, что собеседницу развеселили его слова, хотел сказать что-то ещё, но вдруг заметил свою оплошность:

— О! Ё-мое! Фу ты, ну ты... Вот видишь! Всё из-за тебя.

— Я здесь при чём?!

— Потому что красивая, — отряхивая рукав, продолжал шутить Коля. — Засмотрелся на тебя...

— Часы намочил! — отметив вдруг поднявшееся настроение, засмеялась Валя.

— Они у меня «Командирские», водонепроницаемые. — Николай приложил часы к уху, ещё раз недоверчиво посмотрел на стрелки. — Ну, чёрт, встали!..

Валя засмеялась ещё громче. Обескураженный вид парня вызвал у неё чувство раскрепощения, а негромкий заразительный смех был добрым знаком к продолжению знакомства. Так думал Николай, почему и продолжал казаться смешным.

— Вот как, видишь, бывает, — причитал Коля. — Говорили, что с ними можно опускаться в воду на глубину до шести метров, а на деле в луже утонули... Подделка!

На шум пришла полная уборщица:

— Вы что тут веселитесь? Тихо, уроки идут! Марш по классам!

Ребята поспешно выскочили из подсобки, пошли по коридору. Она — тихо ступая мягкими валенками, он — громко шлёпая по каменному полу ботинками. Через некоторое расстояние девушка вдруг поняла, что юноша идёт за ней, а не в свой класс.

— Ты куда? Тебе в другую сторону.

— Тебя провожаю, — невозмутимо ответил он.

Щеки Вали залила краска:

— Я дорогу знаю...

— А вдруг тебя кто-то обидит?

— Сколько раз ходила, никто не обижая...

— А вечером?

— Я вечерами не хожу, дома сижу.

— Что так? Я бы мог тебя проводить, куда захочешь.

— У тебя есть, кого провожать. Каждый день полная машина...

— Всё ты знаешь. А может, вдвоём покатаемся? — придержав за локоть, Коля посмотрел Вале в глаза.

— Я с такими, как ты, не катаюсь, — быстро вырвала руку она.

— Вот как? Девушка из двадцатого века?

— А тебе какое дело?

— Что ты, не обижайся. Я же просто с тобой хочу быть в хороших отношениях. Здороваться при встрече, знать, что у нас с тобой есть маленький секрет.

— Секрет?! — остановившись перед дверью в класс, Валя в удивлении приподняла брови.

— А про часы? Ты же никому не скажешь? — наклонившись к её уху, зашептал юноша.

Девушка негромко засмеялась и открыла дверь.

Во дворе, у ворот, стоит бабушка Тома, держит в руках лопату из фанеры. Большая часть тропинок убрана от снега. Осталось откидать выход на дорогу — плотную массу спрессованного наката, наваленного ножом трактора. Вместо приветствия Валя делает вид, что сердится:

— Опять, бабушка, лопату в руки взяла? Говорила тебе, приду из школы, всё сделаю сама!

— Мне не тяжело. Снежок-то — пухляк, лёгкий, кидай, да и только, сам летит, — улыбается внучке она. — Мне что? Я привычная. Всю жизнь снег лопатила. В молодые годы-то как ты была, с девчатами дороги чистили. Тракторов, как сейчас, не было. С самого утра, как сейчас помню, возьмём лопаты, и за работу с песнями! Эх, весело было!

— Ладно, бабушка! Потом расскажешь. Давай сюда твоё орудие, — забирая лопату, перебила Валя. — Сейчас переоденусь, уберу остатки. И уже с крыльца крикнула: — Васька из школы пришёл?

— Так вперёд тебя ещё, поел да куда-то по дружкам побёг, — ответила старушка, — с лыжами. Видать, куда в лес собрались идти. И уже тише: — Такой же, как и ты, не сидится...

В доме тишина. Родители на работе. Тринадцатилетний брат успел сбежать от сестры и от уроков. На горячей печи едва слышно свистит чайник. В комнате на стене чакают китайские часы. Услышав шаги хозяйки, с кровати спрыгнула серая Мурка, приветственно замяукала, стала крутиться под ногами.

На кухне вкусно пахнет борщом и пшённой кашей. В комнатах чисто, уютно. Во всём видна заботливая рука бабушки, которая успела сделать за внучку всю домашнюю работу.

Негромко напевая мотив запомнившейся песни, девушка быстро переоделась, вновь вернулась во двор. Бабушка с метлой в руках повторно расчищает тропинку к воротам. Внучка подошла к ней, отобрала орудие труда:

— Сказала тебе, всё сама сделаю!

— А я что, буду на печи сидеть? Без работы я умру...

— Вот ещё, придумала! А кто у меня на свадьбе будет блинчики печь? Ты мне обещала. А до моей свадьбы, ох, ещё как далеко!

— Ой ли? Не успеешь оглянуться! Вон, сегодня ты какая-то, на себя не похожа. Посмотри на меня, — бабушка Тома внимательно прищурила глаза. — Что это ты краснеешь? Случилось что?

— Ничего не случилось, — стараясь скрыть взгляд, отчаянно очищая снег, ответила Валя.

— Не скажи... — задумчиво проговорила бабушка. — Видно, и твоё время наступает... Годы идут. Давно ли в мешке с мукой пряталась?

— Бабушка!

— Что, бабушка? Говоришь, не было? Не бойся, ему не расскажу.

— Кому это? — пыхнула перезревшей свёклой Валя.

— Ты сама знаешь «кому», — хитро посматривая куда-то в конец улицы, с усмешкой подливала масла в огонь баба Тома и, больше не смущая