Когда цветут реки

— Ты украл серебро! Я вижу! Оно у тебя за пазухой!

— Помилуй, почтенный Чжан, — хныкал прорицатель, — ведь я так и не получил свиньи… Ведь мы условились напополам..

Чжан вдруг отпустил прорицателя:

— Напополам? Условились? Бежим в деревню!

— Нельзя. Я видел солдат по дороге. Они приближаются. Много копий и флажков.

Чжан Вэнь-чжи инстинктивно понюхал воздух:

— Пожалуй, ты прав. Надо уходить в обратную сторону, на Синьшань, а оттуда к реке. Ступай вперед. На переправе сговоримся насчет дележа.

— Напополам?

— Пожалуй, так… Ступай!

Прорицатель сделал несколько шагов крадучись. Но путешествие его продолжалось недолго. Не успел он достичь ограды, как острый нож ударил его два раза в спину. Он упал без крика.

Чжан Вэнь-чжи вытащил у него из-за пазухи несколько бесформенных слитков серебра, взвесил их на руке и спрятал под куртку.

— Напополам! — сказал он со смешком. — Через минуту его не было в усадьбе.

В то же время длинная процессия покидала деревню. Мычали буйволы. На повозках ехали женщины. Торчали мотыги, плуги, бороны, грубая мебель и посуда. Вооруженные мужчины шли пешком.

Их провожали остающиеся. Среди них был Ван Ань, бывший кабальный арендатор. Он не мог уйти. Он любовно оглядывал крошечный клочок земли на склоне горы, который Ван Чао-ли когда-то забрал у его отца. Этот клочок был тщательно разработан мотыгой. Это снова была его собственная земля! Не было больше ни долга, ни аренды!

Процессия скрылась в горах. Оставшиеся вернулись в деревню и зажгли курительные свечи в кумирне. Вдруг в кумирню вбежал учитель и стал гасить свечи.

— На колени! — раздался его дикий голос. — На колени! Помолимся спасителю, старшему небесному брату!

Издали долетел отдаленный крик. Кто-то бежал с холмов, отчаянно размахивая руками.

В наступившей тишине ясно прозвучало:

— Спасайтесь! Солдаты!

И еще раз:

— Маньчжуры! Бегите!

На холмах клубилась пыль. Слышался хорошо знакомый боевой клич. Запестрели флажки. Сабли сверкали молниями.

— К протоку! Бегите!

Но и у протока взлетала пыль. Деревня была окружена.

Еще через минуту деревенская улица затряслась от топота лошадиных копыт.

Всадники в шапках с лисьими хвостами рубили направо и налево без разбора. Императорский флаг с изображением извивающегося дракона прыгал над побоищем. Лошади дыбились. Ужасные крики рвали накаленный воздух. Некоторые пробовали сопротивляться, но их старые мечи и бамбуковые пики натыкались на щиты с изображениями чудовищ и ломались, как солома. Одинокие фигуры метались по улице, тщетно прикрывая головы руками. Солдаты врывались в дома и тащили визжащих женщин. Начальник с золотым шариком на шапке стоял на холмике и хладнокровно глядел на все это своими бесстрастными, прищуренными глазами. В руках у него был веер.

К нему привели трех связанных, окровавленных крестьян и учителя и заставили их встать на колени.

— Кто научил вас поджечь усадьбу «отца»? — спросил начальник.

Связанные молчали. Удары бамбуковыми палками и мечами плашмя не заставили их заговорить. Учитель что-то бормотал, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Не было ли здесь человека с рассеченной щекой?

Крестьяне молчали. Учитель стонал сквозь зубы.

Начальник подождал с минуту и сделал знак веером. Связанных оттащили в сторону и отрубили им головы. Сделано это было быстро и ловко.

Начальник не смотрел на казнь. Он разглядывал деревню. Потом он еще раз взмахнул веером.

— Детей не оставлять, — спокойно приказал он, и его приказание было передано палачам.

Впрочем, не было особой надобности приказывать. Маньчжуры и без приказания начальника знали, что мятежную китайскую деревню надо уничтожить.

Поэтому-то Долины Долгих Удовольствий больше не существует. Напрасно было бы искать хоть камешек на месте бывшей деревни. Двадцать две семьи, оставшиеся на восточной стороне Люйхэ, бесследно исчезли в один день вместе с имуществом и скотом. Уходя, солдаты подожгли деревню.

Словно для того, чтобы замыть следы резни, небо на другой день разразилось дождем. Ливни на среднем течении Янцзы не уступают силой тропическим. Молнии сверкали одна за другой в разных сторонах неба. Сверху лились сплошные потоки воды, будто кто-то там опоражнивал тысячи бочек. Вода неслась с гор. Река вышла из берегов. Так продолжалось четверо суток. И, когда засияло солнце, на склонах снова зазеленела трава.

На переправе в Цзэйцзинь всегда толпилось множество народу. Это было очень оживленное место. В харчевне, под красивой вывеской «Заведение трех добродетелей», торговали пирожками, сделанными на пару, похлебкой из бобов, жареной свининой, нарезанной длинными полосками, и рисовой водкой. Бродячие фокусники звенели ярко сверкающими металлическими трезубцами. За особой оградой можно было увидеть бой сверчков или сыграть в кости со случайными спутниками. На берегу стояли ротозеи и глядели на большую джонку, по-праздничному разукрашенную. На корме сидел человек с трубочкой в шелковой кофте и юбке.

— Фу уезжает, — кивнул кто-то головой. — У него шелк и серебро. Говорят, много серебра.

— А что с ним будет за мысом?

— Ничего с ним не будет. Он сделал подарок начальнику заставы.