Когда цветут реки

Воины из этих отрядов были одеты в черные куртки, обшитые красной каймой. На груди и спине у них красовались белые круги с иероглифами. На перевязях висели деревянные коробки с патронами. Шляпы на них были тоже соломенные, но маленькие. Из-под каждой шляпы свисала длинная коса, перевязанная шнурками. Они несли с собой зонтики, веера, трубки для опиума и массу пестрых флагов. Сзади плелась длинная вереница носильщиков, которые тащили на бамбуковых коромыслах припасы и водку, на плечах — тяжелые кремневые ружья, большие мечи и картечницы. Отряды эти передвигались беспорядочно и суматошно. Многие солдаты, устав от жары и насекомых, ложились подремать в кусты. К вечеру они догоняли свой отряд.

Деревня их обычно встречала гробовой тишиной. Крестьяне, услышав о приближении солдат, прятались по лесам и болотам. Если удавалось поймать какого-нибудь несчастного, то после короткого допроса ему здесь же отрубали голову.

Деревню грабили и затем поджигали с двух сторон. Эти воины не щадили ни полей, ни каналов. Все разрушалось, посевы уничтожались, водяные помпы ломались, скот угонялся. Страна становилась безлюдной.

Это были солдаты «господина десяти тысяч лет», маньчжурского императора Сянь Фына. Были они не маньчжуры, а китайцы, навербованные китайскими помещиками. Этих солдат в народе прозвали «хунаньскими молодчиками». Они шли подавлять восстание, но терпели одно поражение за другим.

Командовал ими китаец Цзэн Го-фань, крупный помещик и сановник министерства церемоний. И хотя дела его армии, состоявшей из помещичьих сынков, богатых крестьян, миньтуаней и бродяг, были в то время очень плохи, а сам он, помощник министра и командующий, постоянно носил с собой флакончик с ядом на случай, если бы попал в руки тайпинов, — все же Цзэн Го-фань не терял надежды на то, что со временем ему удастся одолеть восставших крестьян и получить почетную желтую куртку, павлинье перо и право въезжать верхом в пекинский «запретный город». О большем китайцу в маньчжурском государстве и мечтать не приходилось. Армия его кралась за тайпинскими колоннами, как стая шакалов за отрядом охотников. Но, как говорят древние мудрецы, «путешествие в тысячу ли начинается с одного шага». Впоследствии Цзэн Го-фань добился всего, чего желал.

Тринадцатилетний Линь стоял на корме джонки с копьем в руках и тщательно следил за тем, чтобы никто не проходил с правого берега реки на левый, не имея установленного пропуска.

Костры горели на левом берегу, и временами Линю казалось, что зажглись сами воды Янцзы и дробящееся в них пламя плавно несется по течению.

Вокруг костра собралось несколько человек. Здесь был Ван Ян, вооруженный большим, тяжелым мечом и секирой. Много дней прошло с тех пор, как жена его оплакивала свой последний котел в Долине Долгих Удовольствий. На застывшем, словно сведенном судорогой лице Ван Яна появились проблески новой жизни. Он еще не привык к тому, что он больше не подневольный крестьянин, и иной раз мрачнел и вздыхал, когда вспоминал о рисовых полях своей родины, о тихих могилах предков и о шумящей в теснинах реке. Здесь, в Ухани, река не шумела. Она текла широко, величественно и спокойно, отражая в себе огни, блеск оружия и движущиеся точки фонарей. И она стремилась на восток, в края, про которые говорили, что там живет счастье.

— Всем будет земля, — уверенно сказал командир пятка, пожилой крестьянин из западного Хубэя, по имени Дэн Сюэ-сян, — и у кого большая семья, тому дадут больше, а у кого маленькая, тому меньше, по справедливости.

— А я вот вовсе не земледелец, — отозвался богатырь Чжоу Цзун-до, «нападающий на врага воин», — я кузнец, а земли у меня было всего один огород, и жена продавала тыквы на рынке. Только работы не стало, а как проживешь на одни тыквы? У меня трое детей.

— Землю получишь на пятерых, — подтвердил Дэн. — А если захочешь работать кузнецом, то тебя припишут к двадцати пяти семьям и у тебя всегда будет работа. В Небесном Государстве не будет голодных.

— Как повелят небесный отец и небесный старший брат!. — протяжно прибавил Го Шэн-тао.

Го был когда-то носильщиком паланкинов, а потом ушел на юг и стал горнорабочим. Из всего взвода, в котором находились Ваны, он был самый образованный (он знал даже сотни две письменных знаков), но и самый нескладный. Голова у него была как котел, а брови так высоко подняты, что лицо всегда казалось удивленным. Он был религиозен и, даже сражаясь, пел молитвы. Остальные воины в пятке не очень-то понимали разницу между небесным отцом и братом и молитвы считали чем-то вроде заклинаний против пуль врага.

— А если будет засуха или наводнение? — спросил Ван Ян.

— Тогда дадут еду из общественного амбара, — пояснил Дэн. — Говорю тебе, что голодных больше не будет никогда!

— Кто же будет работать, — усомнился Ван Ян, — если каждому дадут еду? Разведутся лентяи…

— Ленивых будут строго наказывать. Небесный царь справедлив, но суров. Ты это знаешь.

Да, Ван Ян это знал. Не раньше как утром этого же дня были казнены на площади шесть человек за то, что утаили серебро.