Когда ты исчез

По мере его взросления я не раз замечала, что Робби совсем не похож на брата или других мальчишек. Он был крайне ранимым и замкнутым ребенком — словно на плечи ему давили все невзгоды нашего мира. Любую, даже самую незначительную трудность на своем пути он мог раздуть до невиданных масштабов.

Пока Джеймс и Эмили привыкали к новой жизни, Робби уходил в себя. Нужно было подобрать к нему особую вилочку, которой во французских ресторанах выковыривают устриц из раковины.

В школе его хвалили. Для своего возраста он был весьма умен, делал успехи и в математике, и в правописании. Однако Робби превращался в настоящего затворника.

Он не имел ничего против компании брата и сестры, но вполне обходился и без них. Они тщетно пытались завлечь его в игру. Робби все реже и реже использовал слова, пока в один ужасный день не замолчал совсем.

Пола в своей обычной деловой манере пыталась убедить меня, что сын просто требует внимания. Байшали отнеслась к моей тревоге более чутко. Робби молчал больше недели. Я думала, что рехнусь со страха, и начала таскать его по врачам и детским психологам.

В конце концов мы дошли до специалиста по психическому здоровью.

— Он вовсе не дурак, — заявила я доктору Филлипс после шквала вопросов и специализированных тестов.

Я крепко держала Робби за руку, в ужасе ожидая услышать профессиональный вердикт.

— Разумеется, миссис Николсон, — сказала доктор Филлипс, деликатно улыбаясь. — Наша задача — не навесить на вашего сына ярлык, а выяснить, отчего возникла проблема.

— Что, по-вашему, с ним случилось?

— Я считаю, у него так называемая селективная немота. Это значит, что при желании он может говорить. Но не хочет.

— Я не совсем вас понимаю… — я нахмурилась. — Вы пытаетесь сказать, он просто отказывается со мною разговаривать?

— Не только с вами — с кем угодно. Такое бывает; правда, редко. Дети вроде Робби остро переживают любые изменения в жизни. Например, в семье. Они чувствуют, что от их решений ничего не зависит. Единственное, чем они могут ответить, — это показать свою реакцию на происходящее. Робби решил молчать.

— То есть это временно? Надо просто переждать? И как долго?

— Затрудняюсь ответить… В моей практике подобных случаев не бывало уже много лет. Как правило, дети молчат несколько недель, потом все приходит в норму само собой. Предсказать заранее, как получится у вас, нельзя.

Я с тревогой повернулась к сыну, который внимательно нас слушал.

— Робби, сынок, прошу, скажи хоть слово. Скажи доктору Филлипс, что она ошибается.

Сын посмотрел на меня, открыл было рот, подумал немного и хмуро уставился в пол.

Сперва трагедия с Билли, потом мой нервный срыв, исчезновение отца — все это оставило на нем неизгладимый след. Мир для моего мальчика оказался слишком большим и страшным. Он боялся подавать в нем голос.

— Я предлагаю вам пойти домой и жить как прежде, будто ничего не происходит, — заявила доктор Филлипс. — Могу порекомендовать вам хорошего специалиста по таким случаям… И, миссис Николсон, помните: это не навсегда. Рано или поздно он заговорит. Просто надо не волноваться и набраться терпения.

Легко сказать…

30 мая

Если б Робби почувствовал себя особенным, стало бы только хуже. Поэтому мы на него не давили. Хорошо, что мои дети оказались крайне отзывчивы. Джеймс и Эмили хоть и не понимали, что происходит, но смирились и стали вести себя с братом как обычно. Даже учителя в школе — и те перестали вызывать Робби к доске, чтобы не смущать его перед классом.

Однако теперь он почти все время проводил в одиночестве. Как-то раз я высадила сына у школьных ворот и задержалась на минуту. Другие дети играли с трансформерами или рисовали мелками на асфальте, а Робби тихонько сидел в уголке. Сердце сжалось. Захотелось подбежать к сыну, схватить его на руки, пригладить светлые кудряшки и утащить домой.

Увы, нельзя. Надо, чтобы он пережил беду по-своему, как может. Он ни в чем не виноват, все это — исключительно моя заслуга.

4 июня

Прошел уже год после исчезновения Саймона. Эмили почти четверть жизни провела без отца. Он помог этому крохотному чуду появиться на свет, но так и не увидел, как она вырастает в удивительную девочку.

Дочь унаследовала от отца любовь к животным. У нас вечно обитали то брошенные птенцы, то улитки с разбитыми раковинами, то половинки червяков, то головастики в банке, которые, по ее словам, «скучали по папочке-лягушке».

К моменту первой годовщины наша семья почти оправилась от трагедии. Мы были напуганы, одиноки, сбиты с толку. Молчали, злились, зализывали раны. В общем, были разбиты, но не повержены.

Я получала стабильный доход, вовремя оплачивала счета и вносила платежи за ипотеку. Еще научилась держать чувства под контролем, когда думала о муже. Я поняла, что ужасно по нему скучаю, хотя не так уж сильно в нем нуждаюсь.

В какой-то момент дети решили, что готовы попрощаться с отцом. Спустя ровно год после его пропажи мы красиво нарядились, рука об руку прошли к ручью и встали посреди моста.