Когда ты исчез

Не имея постоянного адреса и банковского счета, я настоял на оплате наличными и, получив на руки банкноты, первым делом отправился в туристическое агентство, чтобы забронировать билет на самолет.

Нью-Йорк, США

4 февраля

Все вокруг спали на двухъярусных койках, а я занимался любовью.

Одной рукой держась за бетонную стену, я придерживал железную кровать, чтобы она не билась слишком громко. Другой — зажимал девчонке рот, не давая ей стонами в момент оргазма разбудить соседей. Я кончил вслед за ней и устало вытянулся на матрасе.

Имя подружки уже вылетело из памяти — впрочем, плевать, все равно утром она уезжает в Чикаго. Я натянул трусы, вежливо чмокнул ее в щеку, и она пьяно вырубилась.

Распрощавшись с Парижем, мое альтер эго Даррен Гласпер приземлилось в Нью-Йорке.

Глупые люди часто видят в Америке молодое государство, не имеющее ни истории, ни культуры. Передо мной же предстал континент, густо усеянный традициями, заметными в каждом человеке, в каждом доме и в каждой улице. Тот факт, что здесь не преобладало ни одно учение, ни одна религия или общественный слой, вовсе не означал, что нация лишена духа.

Где начинать новую жизнь, как не в месте, у ворот которого тебя встречает памятник со сломанными цепями под ногой, вздымающий над головой факел, чтобы осветить дорогу?

В молодежном хостеле Нижнего Манхэттена я зажил как подросток, заключенный в тело тридцатитрехлетнего мужчины. Я ненавидел всякую рутину, принимал решения спонтанно. Жадно впитывал каждое новое ощущение, которое было доступно, — особенно с женщинами. В юности мои друзья часто волочились за девчонками, я же был близок исключительно с Кэтрин. Женившись на первой любви, я, как оказалось, многое упустил.

В хостеле постоянно обновлялся контингент, и я наслаждался обществом женщин. Короткие свидания на одну ночь означали, что мне не будут лезть в душу и требовать каких-то обязательств. Я искал физической близости — недолгой и ограниченной зовом плоти, чтобы напомнить себе, что я по-прежнему способен общаться с людьми, пусть даже это выражалось в пустом, почти безымянном сексуальном контакте с партнершей, также не обремененной моральными принципами.

Это могло случиться где угодно: от туалета в ресторане до переулка; от комнаты, битком набитой спящими людьми, до подземного перехода в Центральном парке. Я потерял слишком много времени и, наверстывая теперь упущенное, получал неземное удовольствие от секса без обязательств. Нью-Йорк никогда не спал — и я не собирался спать тоже.

Я переполз на другую койку, залез в спальный мешок и невольно вспомнил свой первый поцелуй.

Кэтрин не знала, что он был вовсе не с нею.

21 февраля

В тот день я возвращался в хостел по Бруклинскому мосту. На обратной дороге замедлил шаг, остановился и, прислонившись к перилам, стал глядеть на бескрайние просторы Ист-Ривер.

Вспомнилось, как мы с Дуги лет в одиннадцать сели на велосипеды и отправились колесить по лесу, добравшись до самого Абингтон-парка. Там шутки ради запихнули в сливную трубу из ручья гниющие листья вяза и стопку газет «Меркьюри энд геральд», выброшенных разносчиком-лентяем. Завершив сей шедевр современной инженерии, принялись терпеливо ждать, когда ручей выйдет из берегов и смоет к чертям весь город. Однако наш план оказался чересчур амбициозен, и даже час спустя в Нортхэмптоне было суше, чем в пустыне.

Заскучав, я откинулся на локти и зажмурился. Вдруг по губам, то ли во сне, то ли наяву, скользнуло что-то мягкое. Я поднял веки и увидел над собой Дуги.

Тот суетливо отпрянул и испуганно вытаращил глаза. Зрачки у него забегали, зажив, казалось, собственной жизнью.

Мы оба замерли: один пытался понять, что происходит, другой ждал реакции.

— Прости, — наконец выпалил Дуги, запрыгнул на велосипед и ринулся вдаль, суетливо крутя педали.

Я же, сбитый с толку, остался у ручья. Мальчики друг с другом не целуются, они должны целоваться с девочками. О гомосексуалистах в ту пору я знал только одно: их надо обходить стороной, а если не получается — бить по яйцам. Это мерзкие старикашки, которые прячутся в темных переулках и украдкой лапают мальчиков. Или сидят в тюрьме за всякие пакости — хоть я и не понимал, какие именно.

Я был совершенно растерян, не знал, что теперь делать. Наверное, стоило поговорить с кем-то по душам. Может, рассказать отцу или Роджеру? Или они решат, что я тоже педик, раз спровоцировал Дуги? Не хотелось бы прослыть виноватым. Если кто узнает, мне больше не разрешат дружить с Дуги, ходить к нему в гости и общаться с его семьей. И вообще, не хватало еще отправить лучшего друга в тюрьму!

Решив, что мне есть что терять, я не стал никому рассказывать.

Следующим утром я как ни в чем не бывало ждал Дуги возле его дома.

— Давай скорей, а то в школу опоздаем, — позвал я.

Тот нервно поглядывал на меня, наверняка ошарашенный, что я подошел к нему после вчерашнего. Шагая с ним по Хай-стрит, я видел, как он то и дело открывает рот, собираясь что-то сказать, но ничего не выходит.

Наконец Дуги решился.

— Знаешь, вчера… — заговорил он.

— Забыли.