Когда ты исчез

Мое прежнее «я» решило принять вызов. Сама идея — выстроить дело с нуля — казалась слишком интересной, чтобы отказываться. Кроме того, так я занял бы суматошную голову полезными мыслями. Передо мной уже давно не стояло серьезной задачи — с тех пор как я шел по улице рю-дю-Жан, а пламя горящего отеля лизало мне пятки.

Дважды в неделю я стал проводить семинары, где советовал гостям, как найти работу без вида на жительство и сэкономить деньги. Наладил контакты с хостелами по всей стране и договорился о скидках в обмен на рекомендации. А еще — поскольку и сам не раз ночевал в приютах для бездомных — убедил наших владельцев подавать в столовой бесплатные обеды.

Однако, как ни старался я себя занять, мне по-прежнему не спалось. Если я не накуривался вусмерть «травкой», то водил гостей по барам и клубам. Я выдавал себя за парня, который был на девять лет младше меня, поэтому с трудом мог угнаться за юнцами. Чтобы набрать сил для бурной ночи, приходилось увеличивать дозу кокаина. Наутро, когда похмелье становилось невыносимым или ноздри немели настолько, что уже не могли вдыхать порошок, я втирал амфетамин в десны, пытаясь продержаться на ногах остаток дня. Это казалось разумным решением в ту пору, когда моя свеча горела, подпаленная с обоих концов.

Корчить из себя Даррена было гораздо интереснее, чем жить в шкуре Саймона Николсона. В своем маскараде я зашел так далеко, что уже не понимал, где я, а где та роль, которую играю.

3 июля

Порывы холодного соленого ветра плескали мне в лицо морской водой и ерошили волосы. У меня тряслись губы.

Паром медленно полз из Алькатраса к тридцать третьему причалу, а перед глазами стояла камера размером полтора на два метра, где я только что побывал. Здание давным-давно, с шестьдесят третьего года, не использовалось как тюрьма, превратившись в главную туристическую достопримечательность, но по-прежнему впечатляло.

Было искренне жаль заключенных, которые до конца дней боролись там с клаустрофобией. Ничего странного в том, что многие предпочли утопиться в море, лишь бы не гнить в каменном мешке. Я, как никто другой, знал, каково это — угодить в подобную ловушку.

Мой старый приятель Дуги — тоже, хоть и по своим причинам.

Прошло уже больше двадцати пяти лет, но я так и не забыл его поцелуй, хотя никому о нем не рассказывал, даже Кэтрин. По мере того как мы взрослели, Дуги все сложнее было притворяться, и я знал, что он испытывает ко мне отнюдь не дружеские чувства. Это проявлялось в мелочах: в долгих пристальных взглядах или в полном равнодушии к девчонкам в баре, с которыми активно заигрывали Роджер и Стивен, в то время как сам Дуги предпочитал сидеть со мной.

Впрочем, его интерес меня не пугал и не отталкивал. Скорее, наоборот. Я был счастлив, что у меня есть сразу два близких человека, которые могут утолить мою нужду в семье.

Я больше переживал за самого Дуги и надеялся, что когда-нибудь — с мальчиком ли, с девочкой — он тоже обретет свое счастье. Я не хотел видеть его страдания и уж тем более намеренно причинять ему боль. Но по-другому не получалось — так было заведено самой нашей природой.

— Я женюсь, — признался я, когда мы спешили в клуб на встречу с Кэтрин и Полой. — На прошлой неделе я сделал предложение.

Дуги на мгновение округлил глаза, потом нацепил вымученную улыбку.

— Здорово! — выпалил он и крепко меня обнял. — Я рад за вас. Она замечательная девушка.

— Хочу, чтобы ты был моим шафером, — продолжил я, понимая, что проворачиваю в ране нож.

— Спасибо. Сочту за честь. Пойду принесу выпить — это надо отметить!

Дуги рванул к бару. В зеркалах отразилось, как он сильно закусывает нижнюю губу. Впрочем, тут же одарил барменшу сияющей улыбкой.

Спустя три месяца Дуги сделал предложение Бет — школьной учительнице, с которой познакомился в тот вечер. Спустя год после нашей с Кэтрин свадьбы они тоже поженились.

Двигатели парома загудели, взбивая пену.

Спускаясь по деревянному трапу на Рыбацкую пристань, я невольно задумался о судьбе Бет. Хотелось бы, чтобы она тоже обрела счастье с мужчиной, который действительно ее полюбит. Может, человек, которым стал Дуги, не сумел ее сломить до конца…

11 ноября

Химические препараты рикошетом скакали по моим артериям, а я выжимал из жизни все удовольствие, какое только можно получить. Но когда я случайно заметил свое отражение в стеклянной двери книжного магазина, то мне аж дурно стало — слишком изменился я и лицом, и фигурой, превратившись в собственную бледную тень.

Пришлось все-таки признать: впалые щеки и синяки вокруг потускневших глаз напрямую связаны с гибелью Полы полтора года назад. Десна над верхними зубами покраснела, а левая щека дергалась, особенно когда в организме кончались стимуляторы.

Я выглядел гораздо старше своих тридцати шести — не говоря уж про Даррена в его двадцать семь. Я окончательно потерял себя там, где пытался найти. Личность, которую я придумал, пожирала меня изнутри. И все же мне не хватило стыда, чтобы хоть чуточку изменить свой образ жизни. Я просто пообещал себе есть больше овощей и фруктов.