Газетами и грязными полотенцами я вытер с пола кровь. Труп запихнул в багажник его машины. Проехал на ней до окраины, мимо нашего дома, выключил фары и по памяти стал пробираться через лес.
Вытащил лопату и фонарик, которые захватил из гаража, и направился вглубь рощи. Земля была морозной и твердой, пришлось попотеть. Через час импровизированная могила была готова. Руки к тому времени почти не слушались. Тело успело окоченеть, я с трудом вытащил его из машины и спихнул в яму. Туда же отправились перемазанные тряпки с газетами. Не глядя на Дуги, я засыпал яму землей, притоптал ее, разбросал поверху опавшие листья. Потом старой синей веревкой, валявшейся возле пересохшего пруда, пометил могилу.
Машину Дуги я бросил в криминальном районе, оставив ключи в замке зажигания. Сам ночным автобусом с пересадкой вернулся домой. Задержался ненадолго у моста, куда водил детей на рыбалку, и смыл с себя кровь. Адреналин иссяк, и меня накрыло физической болью. Она острыми молниями побежала вверх по рукам до самого сердца.
Надо будет утром написать Роджеру и Стивену письма, где Дуги объяснит свой внезапный отъезд.
Крепко сжимая кулак, я с трудом поднял руку и смахнул со щеки и подбородка слезы.
Хотелось, чтобы Кэтрин призналась в измене сама, чтобы она вымаливала у меня прощение на коленях. Только так она смогла бы понять, до чего сильно я изменился с тех пор.
Она задушила того Саймона, который был с ней близок, и теперь жила с жалким подобием мужа: с человеком, заледеневшим внутри настолько, что в жилах у него еле текла кровь.
Никогда мне не стать прежним.
Я начисто стер Дуги из своей жизни, но даже его кровь на руках не смогла меня воскресить. Я ни о чем не жалел, потому что знал, что поступил правильно. Мне хватило сил сделать то, на что не отважился в свое время мой отец, терпевший многочисленных любовников Дорин.
Но Кэтрин — совсем другое дело. Куда интереснее будет не отыграться на ней за раз, а медленно гасить ее пламя. Обязательно, любым путем, добиться признания, а потом тянуть до последнего, делая вид, будто я обдумываю наше будущее. Пусть решит, что я готов к примирению. И тут я публично отрекусь от нее и обязательно расскажу всем друзьям, и детям в том числе, какая она на самом деле дрянь. Пусть ее презирают.
Но я недооценил Кэтрин. Пока я притворялся, будто измена сошла ей с рук, она умудрилась преподнести мне новый сюрприз.
Я убил Дуги, однако тот сумел пустить корни внутри моей жены. Внутри всех нас.
Ему оказалось мало разрушить наш брак. Даже из-под земли, из могилы в двух километрах от нашего дома, он сыпал соль на мои разверстые раны.
В тот вечер Кэтрин уложила детей спать пораньше, а сама привела меня в столовую, и вид у нее был крайне взволнованный.
— Есть важный разговор, — начала она. — И я не знаю, как ты отреагируешь.
Прежде чем продолжить, Кэтрин вытерла щеки салфеткой.
— Я беременна.
Она перегнулась через стол и вцепилась мне в руку своими дьявольскими клешнями.
— Без тебя мне не справиться, а значит, тебе придется меньше времени уделять работе. Надеюсь, еще один ребенок нам не помешает.
Я ожидал чего угодно, только не этого. Меня словно обухом огрели по голове, выбив остатки самолюбия.
Я вдруг осознал, что честности от нее можно не ждать. Придется наказывать по-другому.
— Так что думаешь? — спросила Кэтрин.
— Это здорово, — соврал я, и она тут же залилась крокодильими слезами.
Даже слепому было ясно, что дьявольское семя внутри нее не имеет ко мне никакого отношения. В те редкие случаи, когда мы занимались любовью, я возбуждался с великим трудом, изо всех сил напрягая воображение. Секс между прелюбодейкой и рогоносцем был бездушным и полным раскаяния; кончить мне не удалось ни разу.
И все же Кэтрин решила навязать мне своего ублюдка, потому что его папаша, как она считала, бросил ее и умотал в Шотландию.
Я вспомнил, как перекосило ее в тот момент, когда Робби завел разговор про Дуги. Она не подняла головы, не спросила меня, почему он больше не придет. Заподозрила, что я все знаю? Если так, то держалась она молодцом и ничем себя не выдала. Наверное, ломала голову, отчего тот ее бросил и ни слова не сказал на прощание, — и это ее просто убивало…
А я с удовольствием смотрел, как ее корежит.
Кэтрин подняла ставки и начала лебезить передо мной, используя все возможные уловки. Дожидалась вечерами с работы, чтобы поужинать вместе, контролировала каждый шаг детей, даже сделала в спальне ремонт.
Иногда она думала, что в доме никого нет, и уходила тайком в гараж. Я заглядывал в затянутое паутиной окно и видел, как Кэтрин стоит на коленях на грязном полу и рыдает.
Я мечтал при этом, чтобы она захлебнулась слезами.
Шли месяцы, паразит у нее в животе рос, и я ненавидел его чуть ли не сильнее, чем мамашу. Мечтал, чтобы она упала с лестницы и скинула плод или чтобы доктор Уильямс заметила какие-нибудь симптомы и диагностировала смерть ублюдка прямиком в гнилой утробе.
И все же, как я ни презирал Кэтрин, собрать вещи и уйти я был не в силах.