Лели стало неловко. Она покраснела и уставилась в окно. C мамой и ее собутыльниками она могла ругаться как хочет, но знала, что при чужих делать это неправильно.
– Ублюдок! Вот как она его называла!
–Господи, Боже мой… А откуда она набралась, Ирина? Понятно же, что от своей матери… Как ты вообще с ребенком разговоришь? Она тебя боится, ни слова еще не сказала.
– Ни хрена она не боится меня! Аленка, ну ты че? ! – девочка безучастно на не посмотрела и отвернулась, – Тьфу на тебя, гадина! Мать твоя осиротела, а ты и слова сказать не можешь. Че ты говоришь, копия твоих? Так забирай! Не очень то она мне и нужна!
От этих слов у Лели навернулись слезы на глазах. Дядя впервые повысил голос и сказал своей сестре закрыть рот, а девочку попробовал успокоить словами о том, что ее мать просто не в духе. Но она то знала (уже знала) что на нее, действительно, плевать. Только на тот момент эти слова все же причиняли ей боль.
«Хорошо, что он заберет меня. Заберет навсегда. И больше мне не придется ничего такого слышать и все это терпеть»
Выехав из леса они попали на песочную проселочную дорогу. По обе стороны вдаль простилались невысокие деревянные домики, выставившие впереди себя заборы и деревья. Прямо из первой калитки выбежал щенок и начал кидаться им под колеса. Дяде пришлось сбавить скорость и Леля удивленно посмотрела в его волосатую макушку, упирающуюся в крышу автомобиля. Она видела коров и коз, гуслей, кур, кошек, лениво лежащих на заборах, детей и старух на лавочках возле своих домов. Все это было не то – пустое. Как вещи, на которые ты не обращаешь внимание и забываешь в ту же секунду как отвернешься.
Они пару раз повернули и проехали еще. Когда машина остановилась возле покосившейся избы, кривая крыша которой торчала из-за густых деревьев солнце слегка начало клонить в сторону горизонта, но на улице все так же, а, возможно, даже сильнее стояла невыносимая сухая жара.
– Да, давно дождика не было – сказал дядя, потрогав листья невысокого дерева в ветвях которого срывались маленькие зеленые ягодки.
Он вытащил их сумки и пакеты, и сквозь живую изгородь они двинулись во двор.
– Где мать лежит? – спросила его мама.
– Тут, сегодня утром привезли с Сергеевки.
– Сигарета-то есть?
– Не курю, Ирина. Ты же знаешь.
– А дом твой где?
– По этой улице, через три дома на противоположной стороне.
– А спать нам где? С этой – покойницей в одном доме что ли?
– Вы, конечно, можете остаться у нас ну или, например, только Аленка. Но тут вам просторнее будет. А покойница – что? Она в своей комнате, а вы в других располагайтесь.
– Нет уж! Аленка со мной будет!
– Ну, пойдем. Столько лет ее не видела, а увидишь с закрытыми глазами…
Мама остановилась, разглядывая дом. Раздражение, успевшее смениться удрученностью резко превратилось в задумчивость и печаль. Медленной поступью она двинулась к крыльцу и застыла на первой ступеньки.
– Все так же скрипит. – сказала она.
– На самом деле не так уж и много изменилось с твоего отъезда. Двадцать лет пролетело, как один день.
– Это верно. – она коснулась пальцами деревянного наличника с облезшей малиновой краской, – Как будто все было вчера…
– Да, как вчера отца хоронили. Тебе четырнадцать, а мне двенадцать. Помнишь, Ирин?
– А как же…
– Глазом не успеешь моргнуть, как наши дети нас хоронить будут.
– И это ты верно говоришь…
Она сделала пару шагов и слегка помешкав переступила порог дома. Открытая дверь немного качнулась и Лели почудилось в этом нечто мистическое и жуткое. Дядя поднялся следом и пропал в дверном проеме. Дверь качнулась еще сильнее так, что едва не захлопнулась за ними. Солнце сильно пекло в макушку, но девочка продолжала стоять и смотреть на этот жуткий дом, вмещающий внутри себя нечто противоестественное.
Она никогда не видела покойников и до сегодняшнего дня вообще мало задумывалась о смерти. Мертвые, как ей казалось, должны лежать в земле, оставаться на портерах и в виде памятников, а их тела сразу исчезать. Им не место тут среди живых. Как вообще может быть, чтобы тело, еще вчера умевшее мыслить и дышать теперь просто лежит как камень?
Она оглянулась. Отсюда виднелся лес, точнее верхушки деревьев. В памяти снова вспыхнул сегодняшний сон, пожар. Не хотелось бы, чтобы он был вещим, кроме одного – сегодня или завтра он должен прийти за ней.
Не успела она подняться, как изнутри послышались пугающие душераздирающие звуки. Точно такие же как она слышала в своем сне. Леля испугалась и почувствовала, как все сжалось у нее внутри. В горле встал ком, и она. продолжала стоять, застыв на одном месте и дожидаясь чего-то. Ей казалось, что ее как во сне подхватит ветром и поднимет в воздух. Осознание, что рыдала всего лишь ее мать пришло к ней не сразу. Вместе с этим она почувствовала неясное облегчение и одновременно тоску от того, что придется снова ждать. Время тянулось как никогда долго. Эти двое суток до ее шестнадцатилетия казалась ей чуть ли не целой вечностью, наполненной томительными ожиданиями и совсем небольшим, но приятным страхом грядущей неизвестности.