— А потом император бросил столицу из-за того, что вода здесь солоноватая и шить ее неприятно, и вернулся в Агру, — сказал гид по имени Ахмед, голову которого, несмотря на его молодость, украшала шапочка хаджи. Шедший впереди старик в белоснежном шервани вдруг резко обернулся.
— Вы вводите в заблуждение нашего иностранного гостя, молодой человек, — сказал он строго Ахмеду. — Причем здесь вода? Я, как и тысячи людей, живу здесь и пью эту воду. А в то время в Фатехпуре жило четверть миллиона человек. «Мертвым городом» он стал лишь политически. После того как Акбар его покинул, здесь, во дворцовом комплексе, оставалось множество родственников императора. Да и вообще «мертвым» Фатехпур-Сикри никогда не был. И ушел отсюда Акбар не в Агру, а в Лахор, а уж из Лахора через 17 лет вернулся не сюда, а в Агру, ибо в результате наступления раджпутов Фатехпур-Сикри оказался на самой границе с Раджастханом и находиться в нем постоянно было небезопасно… А в Лахор он переместился потому, что в сражении с афганцами погиб его любимый министр Махеш Дас, именовавшийся также Бирбалом. Император перенес столицу поближе к действующей армии, дабы лично руководить боевыми операциями против афганцев…
Эта короткая и гневная лекция заставила моего Ахмеда потупиться и пробормотать что-то вроде извинений, хотя юный хаджи не был виноват: версию с солоноватой водой он вычитал в одном из путеводителей.
Мы стояли у беломраморной усыпальницы шейха Салима, окруженной могилами его многочисленных потомков. Солнце просачивалось сквозь ажурное мраморное решето и мелким сверкающим бисером лежало на каменной плите у наших ног. Мы слушали Время.
С трех сторон Фатехпур-Сикри окружают зубчатые стены. С четвертой к нему примыкало раньше искусственное озеро. Вот площадка, на которой услаждал слух мужчин и женщин утонченной игрой великий музыкант Тан Сен, друг Акбара.
Музыка этого композитора и сегодня жива в Индии. А на этих огромных клетках из черного и белого камня, составляющих «доску» одного из вариантов древних шахмат, Акбар играл со своими приближенными. Вместо фигур с поля на поле переходили прекрасные девушки.
А здесь — Пандж-Махал, пятиэтажный дворец для жен Акбара, каждая из которых имела и свои, отдельные апартаменты. В тереме Джодх Баи еще сохранились на стенах изображения индусских богов: император уважал религию любимой жены. И дело тут было не в одной лишь любви. В каждом архитектурном ансамбле Фатехпур-Сикри, в каждом орнаменте, в каждой арке и каждой колонне явственно прослеживается соединение индусских, мусульманских, а иногда и христианских мотивов. Соединение намеренное, тщательно продуманное. Акбар мечтал разрушить кастовые и религиозные барьеры, разделявшие его подданных. Он провозгласил новую «божественную веру», которая объединяла все религии в одну. Увы, «божественная вера» умерла вместе с ее создателем. Конечно же, соединение нескольких религий в одну было утопией. Но сама мысль об этом, возникшая в голове мусульманского правителя, и последовательность, с которой он претворял ее в жизнь, поразительны. Могучий карлик видел далеко вперед сквозь века, понимал, что будущее Индии — в ее единстве. И сегодня еще ее ослабляют коммуналистские распри, о которых будет рассказано в дальнейшем. Разглядывая эклектический орнамент, вырезанный на розово-красном камне, я вспоминал чуть ли не ежедневные сообщения об индо-мусульманских столкновениях здесь, в Уттар-Прадеше, о провокациях ассамских шовинистов, о выходках сикхских экстремистов в Амритсаре. Новая Индия постепенно преодолевает кастово-религиозные противоречия, все еще терзающие и изматывающие индийское общество. Однако процесс этот далек от завершения. Так называемый «мертвый город» является живым напоминанием об извечной мечте индийцев покончить с рознью, о наивной попытке победить ее одним ударом — с помощью объединения религий. Не случайно власти придают этому памятнику большое значение и намерены превратить его в один из крупнейших центров туристского паломничества. Значение Фатехпур-Сикри будет возрастать.
— Теперь осмотрим Диван-и-ам, предложил Ахмед. — Отсюда, с этого вот крыльца, Акбар выходил к посетителям. Здесь он выслушивал жалобы и разрешал споры. Приговоренного тут же растаптывал слон… Вон там, вдали, памятник этому слону.
Багрово-красный шар солнца медленно опускался в малиновое море цветов бугенвилеи.
Снова и снова колешу я по Уттар-Прадешу на своем кофейного цвета «Амбассадоре». Встречаюсь с людьми, подбираю на дорогах случайных попутчиков, с жадностью всматриваюсь в лицо Индии.