Когда улыбнется Ганеш

В Сурате 14 тысяч жителей. Из них примерно 1000 — бывшие неприкасаемые, именуемые сейчас хариджанами. Примерно столько же мусульман. Остальные — индусы. Есть школа, медпункт, ветлечебница. Хорошее шоссе соединяет Сурану с большим городом Морадабадом. Основная часть населения принадлежит к касте ядавов, берущей свое начало от профессии производителей молока и молочных продуктов. Средние фермеры имеют 40–50 бигов земли. Есть в деревне 6 крупных фермеров, широко использующих наемную рабочую силу. Знают ли они о тяжелой участи хариджанов, которых порой жестоко избивают и даже убивают землевладельцы? Кое-что слышали, но у них ничего подобного не происходит. У них — полная гармония в отношениях между хариджанами-батраками и землевладельцами. Кроме того, панчаят выделил хариджанам по 15 бигов земли, так что они перестали быть безземельными… И никто не мешает им молиться в храме вместе — со всеми и брать воду из общих колодцев.

«— Ого, — думаю я, — Они знают, что угнетать хариджанов и притеснять их плохо, стараются представить себя в хорошем свете. А это уже здорово. Значит, правительственная пропаганда не пропадает даром и помощь так называемым списочным кастам, то есть кастам, входящим в специальный правительственный список наиболее бедных, отсталых и угнетаемых каст и племен, отнюдь не является пустым звуком».

К нам между тем, медленно подходит небритый человек неопределенного возраста в туго намотанном на голову белом уттарпрадешском тюрбане.

— А вот и хариджан, — улыбается младший Ядав. — Его зовут Рам Натх. Спросите, притесняют ли его в деревне?

Лица стоявших вокруг крестьян, только что такие добродушные и приветливые, приобретают вдруг злобно-издевательское выражение, а двое молчавших до сих пор мальчишек, тыча пальцем в подошедшего, заливаются деланным хохотом.

Рам Натх устало оглядывается на них и делает незаметный умоляющий жест рукой. Он подтверждает, что работает на своем поле в 15 бигов, которое дает три четверти его доходов. Четвертую четверть составляет плата, которую он получает за труд на чужих полях. Я спрашиваю, пользуется ли он общественными колодцами. Рам Натх оглядывается на злобно-снисходительные лица односельчан и бормочет нечто невразумительное: незачем-де брать воду из больших колодцев, ибо он вырыл для себя маленький на своем участке. Тень снисходительного одобрения пробегает по лицам ядавов. И тут я безжалостно спрашиваю, где он молится богам.

Опустив голову, Рам Натх твердо говорит:

— Молюсь дома, так как к храму они меня и близко не подпускают.

Воцаряется минутная тишина. Разоблаченные ядавы прячут глаза.

Тысячелетия мучит Индию проклятие кастовой нетерпимости. Это уникальное явление порой затушевывает социальные противоречия, искажает их характер. Вот стоит передо мной опустивший голову и сжавший кулаки хариджан Рам Натх. А рядом в толпе несколько таких же, как он, батраков, имеющих, как и он, крошечный участок в 15 бигов и гнущих спины на зажиточных фермеров. Но сени — ядавы, члены одной из самых низких каст, относящихся к низшей варне (сословию) шудра, — чувствует себя чуть ли не богами в сравнении с хариджаном. Хариджан — изгой, низшее существо, с ним нельзя молиться в одном храме, пить воду из одного колодца, хоть и можно тянуть тяжкую лямку поденщины. Я вернусь к хариджанам, посвящу им одну из глав…

Тягостное молчание нарушает старший Ядав:

— Я знаю, — говорит он, что в Пенджабе и Хариане у крестьян есть тракторы, что фермер там может за два-три дня прорыть канал, который вся наша деревня будет строить полгода. Это называется, кажется, «зеленая революция». Нам, конечно, до них далеко… И потом у них до воды раз в пять ближе при рытье колодцев. И все же никто у нас не голодает. Даже хариджаны…

— А это чье владение? — опрашиваю я, указав на двухэтажный дом, украшенный голубыми изразцами, маячащий в просвете между двумя мазанками.

— Это дом полицейского. Он живет там с большой семьей. И семья его брата там же. Они никого не нанимают, у них много своих рабочих рук. А вот владелец следующего за ним большого дома держит батраков… Человек восемь.

Младший Ядав, решив, очевидно, что рассказ его односельчанина неполон, торопливо добавляет:

— В последние десять лет жизнь в нашей деревне, хоть и не дошла до нее «зеленая революция», улучшилась. Практически все дети сейчас посещают школу, есть электричество, уже четверть населения умеет читать и писать.

— А кто в вашем селе читал книги известного писателя Раджендры Ядава, — интересуется мистер Гупта. — Он ведь, кажется, из ваших мест?

— Да, он отсюда, и все мы им гордимся, — отвечают почти хором ядавы. — Но книг мы еще читать не начали. Написать свое имя — это да, прочитать купчую или расписку — пожалуйста. А книгу непросто осилить…

Незаметно подступает вечер. Улочки Сурапы наполняются топотом буйволиц и коров, возвратившихся с пастбищ. Осторожно объехав старика брахмана с раскрашенным лбом, расположившегося на циновке под могучим деревом, мы выбираемся на шоссе. До Газиабада отсюда километров тридцать, не более.