Когда улыбнется Ганеш

Крепка солидарность калькуттских рабочих. Однажды я видел город пустым, будто вымершим: в знак протеста против закона, запретившего забастовки в жизненно важных отраслях экономики, принятого в Дели, Калькутта провела «баидх» — двадцатичетырехчасовую забастовку. Остановился транспорт, остановилось все.

Главный министр штата Джиоти Басу, представляющий партию КПИ[м], принял меня в небольшой комнате, уставленной белыми диванами и курительными столиками. Он был одет в белую куртку и дхоти — всегдашний свой наряд. Усталые умные глаза смотрели на меня спокойно и дружелюбно.

— Трудно быть коммунистом в условиях буржуазного правопорядка, — сказал он. — Находясь у власти, мы не имеем возможности проводить сколько-нибудь глубокие и широкие преобразования. Стремимся улучшать положение рабочего класса и крестьянства, строго следим за соблюдением законов, за справедливым распределением земли. Основные же социальные устои остаются пока, увы, незыблемыми. Как и у некоторых других штатов, у нас довольно сложные отношения с центром, который, например, отказывает нам в капиталовложениях на развитие электроники и других передовых отраслей индустрии. И все же народ идет за нами, верит нам.

Говорят, что и капиталисты признают — никто лучше Джиоти Басу не мог бы управлять таким гигантским и противоречивым хозяйством, как Калькутта и вся Западная Бенгалия. Его авторитет — авторитет несгибаемого и честного человека — непререкаем.

Калькуттцы любят слегка подтрунивать над собой. Много раз я слышал такую шутку-каламбур: у нас в городе сколько угодно Чаттерджи и Мукерджи (распространенные бенгальские фамилии). Не хватает лишь Энерджи (энергии). Шутка эта, однако, не вполне справедлива. Разве могла бы Калькутта играть свою огромную роль в жизни всей Индии, если бы ома была вялой, пассивной? До Джадавпурского университета добираюсь долго и мучительно: снова разрытые улицы, пробки у перекрестков, нервная перекличка затяжных гудков. Наконец таксист тормозит у какой-то невзрачной стены. Вхожу в узкую калитку и оказываюсь в другом мире. Множество белых зданий среди цветущих деревьев, сочная зелень лужаек. Теснота, грохот и грязь остались за стеной. На зеленом ковре группки оживленно жестикулирующих юношей. Стайки девушек в красных и синих сари перебегают из здания в здание. Десяток старшекурсников окружает старого профессора. Где-то впереди звучит звонкий девичий смех. Я ищу знакомого поэта Хаята Мамуда из Дакки, выигравшего конкурсное аспирантское место на кафедре сравнительного литературоведения. Но Хаят, оказывается, уехал ненадолго к себе в Дакку. Знакомлюсь с его учителем, доктором Амио Девой, возглавляющим необычную кафедру. Сравнительное литературоведение — новейшая отрасль знаний, во всем мире едва ли наберется десятка полтора таких кафедр. Здесь, в грохочущей, обнаженной, разъятой Калькутте, в которой многие тысячи людей не имеют крова над головой, она кажется мне на секунду непозволительной роскошью, нелепой прихотью оторванных от жизни людей. Но я тут же отбрасываю эту мысль. Ведь в Калькутте жил и творил великий Тагор, на целое столетие ускоривший развитие бенгальского языка, давший мощный импульс художественному творчеству всей Индии.

Маленький, щупленький, улыбчивый мистер Дев коротко формирует задачи, стоящие перед его кафедрой.

— В нашей стране много литератур, как, впрочем, и в вашей. Изучение каждой из них требует знания некоторых их общих черт, обусловленных историей закономерностей, связанных с близостью культур наших народов. Есть еще один аспект у нашей кафедры. Мы долго были английской колонией, и английская литература не могла не оказать на нас существенное влияние. Новая наука позволяет установить его пределы, а также степень проникновения в наши литературы европейских литератур — через английскую…

Вечером брожу по улице Шекспира, перед зданием советского генконсульства. Неподалеку от него расположен дворец Калимандир, в котором дают представления различные калькуттские труппы. Каждую субботу здесь выступает известный любительский театр «Адакар». Калькутта — бенгальский город, однако значительную часть его населения составляют небенгальцы. Как в Бомбее — немаратхи. Здесь много марвари — выходцев из Раджастхана, гуджаратцев, бихарцев, уттарпрадешцев. Словом, одним бенгальским театр обойтись не может. Даже чисто бенгальские произведения разыгрываются нередко и на хинди. У группы «Адакар» свой переводчик, немолодой, лысенький юркий человечек, сидящий рядом со мной. Время от времени он аплодирует артистам, произносящим реплики в его переводе. Маленький мистер Манмохан Тхакоре обожает свою работу, свою труппу, Калимандир, Калькутту и все человечество.